— Да, шутке.
— Ты в этом уверена?
— Абсолютно.
— Жаль, что я в самом деле не взял с тебя письменного обещания, — глаза Анри стали холодными, а руки задрожали, он не любил, когда с ним обращались подобным образом и выставляли дураком. — Ты проиграла, Констанция, и должна держать передо мной ответ! — уже почти кричал Анри.
— А я ничего не помню, — Констанция зло поджала губы.
— Ах, не помнишь!
— Да, не помню.
Ну тогда я должен тебе сказать, Констанция, что ты проиграла.
— Проиграла что?
— Пари.
— Меня это не интересует.
— А меня интересует! — Анри был вне себя от ярости, он вскочил с кресла и подбежал к Констанции.
Та скрестила на груди руки и высунула кончик языка.
— Ты не права, Констанция, нельзя бросать слов на ветер и за свои поступки следует отвечать.
— Забудь о моих словах, Анри.
— Ты не имела права так поступать, ведь я на что-то надеялся.
— И зря.
— Ты лгунья! — закричал Анри, хватая Констанцию за плечи.
— Забудь об этом, Анри, все это глупая шутка и не более. И пожалуйста, оставь меня.
Она уперлась своей маленькой ладонью в грудь Анри и попыталась оттолкнуть его. Но тот вцепился в ее плечи и принялся трясти.
— Так ты согласишься или нет, подлая обманщица?
— Не кричи на меня, Анри, — сама повысила голос мадемуазель Аламбер.
Тот опомнился, разжал пальцы.
— Ты сама, Констанция, просила меня совершить это и теперь я вынужден проклинать себя, ничего не получив взамен. Ты играешь чужой репутацией, но не можешь поступиться своей.
Немного походив по комнате, Анри несколько успокоился и сел в кресло. Он тяжело дышал, с ненавистью и в то же время с вожделением глядя на Констанцию.
А та, словно бы нарочно, опустилась немного ниже в своем плетеном кресле так, что вода стала доходить ей до груди, а недалеко от края ванны показались ее голые колени.
— Анри, только что ты говорил со мной как самый настоящий муж, — в это слово было вложено столько презрения, что наверное, большего ругательства дда Констанции и не существовало.
Анри почувствовал это презрение и сразу же отнес его на счет всех мужчин сразу.
— Подлей, пожалуйста, Анри, мне немного горячей воды, ведь мне не хочется, чтобы Шарлотта видела твое искаженное злобой лицо. Она черт знает что может подумать о нас!
Анри, еле сдерживая злость, медленно принялся лить горячую воду в ванну.
— Осторожно, Анри, отведи струю немного вбок она обжигает мне грудь.
Констанция взяла двумя пальцами материю сорочки и принялась ей обмахиваться. Под мокрой полупрозрачной тканью то проступали, то исчезали темные пятна сосков.
— Спасибо, ты очень помог мне. Можешь поставить кувшин.
Анри злился на себя за свою нерешительность. Ну не мог же он, в самом деле, заставить Констанцию быть своей силой? Он не привык, чтобы с ним обращались подобным образом.
— Анри, пойми меня правильно, — сказала мадемуазель Аламбер, — я не ненавижу мужчин, как ты думаешь, я ненавижу мужей.
— Это что-то интересное, — сказал Анри.
— Да, представь. И хочешь узнать, почему я до сих поп не выходила замуж?
— Потому что у тебя, Констанция, несносный характер.
— Нет, совсем по-другому поводу. Я не выхожу замуж, поскольку не хочу каждый день видеть такое лицо, какое только что было у тебя. Ведь ты говорил со мной как муж, даже не успев стать любовником. Это отвратительное зрелище.
— Я могу, Констанция, ответить тебе только взаимностью.
— Конечно, Анри, и у жен бывают подобные лица, но я не стремлюсь стать одной из них, пусть даже ты предложишь мне руку.
— Пока что я предлагаю тебе только уплатить мне долг.
— Поверь, Анри, — глаза Констанции сделались елейными, — я и в самом деле думала, это всего лишь щутка и абсолютно не рассчитывала всерьез расплачиваться с тобой своим телом.
— Мадемуазель, — абсолютно спокойно проговорил Анри, — я могу поверить, что вы что-то напутали, что-то пообещали лишнее, но я то помню точно: ты обещала мне абсолютно определенно, без тени шутки.
— Ах, так ты в этом уверен?
— Да. И только поэтому я согласился соблазнить твою подопечную Колетту, так бы я и пальцем к ней не притронулся.
— Неужели она такая некрасивая?
— Нет, Констанция, я просто не люблю делать больно другим.
— Так значит, Анри, я говорила всерьез?
— Да, и зря ты отпираешься.
— Ну что ж, если ты не веришь мне и считаешь шутливо данное обещание долговым обязательством, то изволь.