очень нудно 
154 
А ее еще ждала череда дней, в которых, может быть, скажет свое слово любовь.
«Амур? Кто первый дал его имя любви?.. Не лучше ли было назвать так агонию?..» Однажды Марианна где-то услышала эти строчки из стихотворения и улыбнулась. Это было давно, когда в воодушевлении своих семнадцати лет она верила, что любит Франсиса Кранмера. Кто же все-таки произнес их? Память ее, обычно непогрешимая, сегодня отказывалась назвать его, но это был кто-то, узнавший на себе…
— Если госпожа княгиня не сочтет за труд спуститься, господин граф ожидает ее к ужину.
Голос Атанаса, как всегда очень мягкий, подействовал на Марианну, словно трубы Судного дня. Внезапно возвращенная на землю, она растерянно улыбнулась.
— Я приду… я сейчас же приду…
Она покинула комнату, тогда как оставшийся Атанас закрыл окно и задвинул за мучительными воспоминаниями тяжелые деревянные ставни. Но когда она подошла к лестнице и протянула руку к белым мраморным перилам, отполированным сотнями рук, управляющий догнал ее.
— Могу ли я просить госпожу княгиню не удивляться ничему, что она увидит или услышит во время ужина? — попросил он. — Господин граф очень стар, и уже давно никто не входил сюда. Он очень польщен оказанной ему сегодня вечером честью, но… слишком много лет живет со своими воспоминаниями. В каком-то смысле они являются частью его, они присутствуют рядом с ним всегда.
Госпожа могла заметить, что он всегда употребляет множественное число. Я не знаю, понятны ли мои объяснения.
— Не волнуйтесь, Атанас, — ласково сказала Марианна. — Меня уже давно ничто не удивляет!
— Но ведь госпожа княгиня так молода!
— Молода? Да… может быть! Но без сомнения, менее, чем я выгляжу… Будьте спокойны, я не огорчу вашего старого господина и не отпугну его семейные призраки!
Тем не менее эта трапеза вызвала у нее странное ощущение нереальности. Не столько из — за старинного костюма из зеленого атласа, который хозяин надел в ее честь и, очевидно, носил при дворе дожа Венеции, сколько из-за того, что он практически не адресовал ей ни единого слова.
Он торжественно встретил ее у входа в большой зал, где поржавевшие доспехи несли караул перед осыпающимися фресками, и провел об руку вдоль бесконечного, загруженного старым серебром стола до кресла, стоявшего во главе стола справа от хозяйского, в которое он сам опустился.
На противоположном конце стола перед креслом, точной копией хозяйского, стоял прибор, но на голубой тарелке старого родосского фаянса лежал полуоткрытый веер из перламутра с цветным шелком рядом с розой в хрустальной вазочке.
И на протяжении всего ужина старый синьор обращался не к своей молодой соседке, а к невидимой хозяйке дома. Изредка он поворачивался к Марианне, стараясь вести разговор так, словно тень графини действительно поддерживала его с достоинством и остроумием. Он проявлял такую тонкую и старомодную галантность, что слезы выступали на глазах молодой женщины и горло перехватывало от волнения перед такой верностью любви, которая победила смерть, с трогательной настойчивостью воскрешая усопшую.
Таким образом гостья узнала, что графиню звали Фиоренца. И такой могучей была сила воображения мужа, что Марианна подверглась галлюцинации. Два раза она определенно заметила, что веер слегка колышется.
Время от времени она находила за украшенной гербом спинкой кресла взгляд Атанаса, стоявшего там в будничном черном костюме, который он оживил белыми перчатками. Но несмотря на изобилие и свежесть подаваемых блюд, несмотря на волчий аппетит, напомнивший ей Аделаиду, Марианна была не способна оказать честь кушаньям. Она едва прикоснулась к ним, прилагая усилия, чтобы вести свою партию в этом призрачном концерте, и, терзаясь, молча молила Бога, чтобы он не продолжался слишком долго.
Когда наконец граф встал и, поклонившись, предложил ей руку, она с трудом удержала вздох облегчения, позволила довести себя до двери, едва удерживая безумное желание убежать, и дошла даже до того, что поклонилась и послала улыбку пустому креслу.
Атанас с канделябром следовал в трех шагах за ними.
На пороге она попросила графа не провожать ее дальше, настаивая на том, что не хочет прерывать его вечерний прием, и почувствовала, как сжалось у нее сердце при виде радостной торопливости, с какой он хотел вернуться в столовую. Закрыв наконец дверь, она обратилась к управляющему, который неуверенно посматривал на нее.
154 
