очень нудно 
70 
Перед тем как вывести к потоку, тропинка ныряла под кроны елового леса, а затем шла по краю небольшого лужка, где уже раскрывались мельчайшие голубые цветки вероники. Молодая трава из-за них отливала лазурью и под лучами солнца напоминала морскую гладь. Гортензия с радостной улыбкой оглядывала этот прекрасный клочок земли, улыбнулась заодно и желтой трясогузке, пролетевшей над ее головой. Она все глубже чувствовала прелесть сурового и прекрасного края.
Но внезапно очарование было нарушено. Едва Гортензия приблизилась к скале, послышалось грозное рычание, и почти в тот же миг она увидела устрашающий силуэт крупного рыжего волка, преградившего ей дорогу у самого входа в пещеру.
Охваченная ужасом, Гортензия хотела закричать, но ни единый звук не вырвался из ее горла. Она оглянулась, проверяя, есть ли хоть малейшая возможность убежать, и поняла, что погибла. Зверю с его длинными лапами хватит трех прыжков, чтобы настигнуть ее. Между тем собственные ноги отказались ей служить, и она застыла лицом к лицу с хищником, глядевшим на нее своими желтыми раскосыми глазами. Из его открытой пасти виднелись клыки, сверкающие безупречной белизной, и свисал красный длинный язык.
Уверенная, что настал ее последний час, Гортензия лихорадочно искала в памяти слова молитвы, когда из грота донесся знакомый голос и Жан предстал перед ней с книгой в руках, являя собою отменно умиротворяющую картину.
– Тихо, Светлячок!.. А, это вы. – Он узнал Гортензию. – Но почему вы не…
И тут же, еще не успев договорить, он отбросил книгу и кинулся к ней, подоспев как раз вовремя, чтобы подхватить теряющую сознание девушку.
Впрочем, это была всего лишь минутная слабость. Не успел волчий пастырь уложить ее на ковер из сосновой хвои, покрывающий пол пещеры, как она уже открыла глаза. Видя, что она приходит в себя, Жан засмеялся.
– Это весьма благоразумно с вашей стороны – поспешить очнуться прежде, чем мне пришлось бы надавать вам оплеух, стараясь вызвать к жизни. Ну что, вам уже лучше?
Она кивнула, приподнялась и тут же увидела, что волчище, так перепугавший ее, теперь развалился у ее ног, уткнувшись мордой в лапы, как самый что ни на есть благовоспитанный пес. Жан ласково провел ладонью по настороженным ушам зверя, и тот приподнял голову, глядя на него.
– Мне очень жаль, что он нагнал на вас такого страху. Но вы же знаете, он не причинил бы вам зла…
– Не понимаю, почему, собственно, вы так уверены в этом?
– Потому что, если бы у него были дурные намерения, вас уже не было бы в живых. Но вам нечего бояться Светлячка, он же вас знает. При случае он даже способен вас защитить…
– Он это вам обещал? – нервно усмехнулась Гортензия.
– Нет нужды: я и так знаю все, что он мог бы мне сказать. И он знает. Он помнит ваш запах, ваш голос, и, если уж я сказал ему, что… что вы друг, этого достаточно.
Когда Гортензия потеряла сознание, книга, что была у нее под мышкой, выскользнула наземь. Жан подобрал ее, полистал, потом нашел место, отмеченное закладкой, и продекламировал с улыбкой:
- Так вот что их тревожит!
- Дитя, которое не знает ничего, —
- Ни почему мы здесь, ни кто отец его!
– Вы читаете «Андромаху»? И что ж, сия печальная история находит отклик в вашем сердце?
– Эта несчастная тоже ведь потеряла все: семью, дом, родину…
– А сверх того супруга, состояние и даже свободу. Однако же у нее был ребенок, что несколько отличает ее случай от вашего. Вы об этом не задумывались?
– Не без того, признаюсь.
– Вы также забыли упомянуть о той страсти, что она внушила победителю…
Не заглядывая в книгу, Жан процитировал наизусть:
- Сейчас, когда кругом меня враги теснят,
- Мне так необходим ваш дружелюбный взгляд!
- Ужели, вам свой трон и руку предлагая,
- И в вас, жестокая, увижу лишь врага я
- И, вызывая весь ахейский мир на бой,
- Не буду знать, за что я жертвую собой?[5]
Он внезапно оборвал речь и разразился смехом, поймав изумленный взгляд девушки.
– Честно говоря, не рассчитывал произвести такое впечатление. Вы прямо онемели. В этом что-то есть, как вам кажется? Дикарь, волчий пастух, цитирующий Расина, – изрядная диковина, не правда ли?
– Я, должна признаться, немного удивилась, – произнесла она с улыбкой, всего очарования которой не ведала. – Но откуда вы узнали это?
– От одного святого человека. Когда-то старый аббат Кейроль, бывший капеллан Лозарга, сжалился надо мной, бедным зверенышем. Это был – да и есть, потому что он жив поныне, – настоящий книжник, хранивший в своей памяти целую энциклопедию. В ту пору он при любой погоде под видом прогулки, необходимой для его здоровья, являлся в нашу хижину, а она стоит там в лесу, на противоположном склоне холма, – и Жан указал на скалы, обступившие один из извивов потока. – Позже, когда он начал дряхлеть, мы встречались здесь. Вот почему я привязан к этому уголку и нередко с удовольствием сюда наведываюсь…
70 
