17 
– Если вы, сударь, делаете мне предложение, диктуемое рыцарским поведением, у вас есть более простой способ доказать его.
Когда неожиданно охвативший его страстный порыв был внезапно остановлен, Язон Бофор сухо спросил:
– Какой?
– Верните мне этот замок, земли, все достояние, которое вы приобрели таким недостойным путем. Они принадлежали лорду Кранмеру слишком недолго, чтобы он мог ими распоряжаться. Тогда, естественно, я смогу думать о вас не только без гнева, но даже с приязнью. Что же касается того, чтобы хоть на час отдаться вам, мне кажется, вы сами никогда в это не верили.
Молния гнева промелькнула в глазах американца. Его соколиный профиль стал еще жестче. Он отвернулся, возможно, чтобы избавиться от обольстительных чар этой женщины-ребенка, с виду наивной, но показавшей образец удивительного хладнокровия.
– Это невозможно! – сказал он глухо. – Игра обернулась для меня непредвиденной удачей. Мой корабль «Красавица Саванны» разбился о скалы у вашего Корнуэльса. Только трое спаслись при кораблекрушении, и все, чем я владел, осталось там. С деньгами, которые я выручу за ваши земли, у меня снова будет корабль, экипаж, провиант, груз… Однако…
Он резко повернулся и окинул ее взглядом, полным желания, более сильного, чем голос рассудка.
– Однако, – продолжал он внезапно охрипшим голосом, – я верну вам их, эти земли и замок, я достаточно безумен для этого, если вы согласитесь заплатить последний долг: подарите мне эту ночь… и на рассвете я исчезну. Вы сохраните все.
Говоря, он медленно приближался к ней, зачарованный этим белоснежным чудом, этой королевской грацией. Словно молния, промелькнуло в сознании Марианны то, что могло произойти: всего час в объятиях этого человека, и он исчезнет, оставив ее одну во вновь обретенном Селтон-Холле. И тут же волна подозрительности и недоверия затопила ее, и она почувствовала, что много воды утечет, пока она снова сможет верить кому-нибудь. Кто может ей гарантировать, что на рассвете, удовлетворив свое скотское желание, которое даже невинная девушка могла прочесть в обнаженном и кричащем виде на лице моряка, этот человек сдержит слово и вернет то, что, как он говорит, так ему необходимо? Только что он обещал не прикасаться к ней, если она последует за ним, а теперь посмел предъявить свои постыдные домогательства!
Мысли ее закружились в лихорадочном водовороте, в то время как Язон приближался. Когда он коснулся ее, Марианна вздрогнула от отвращения.
– Никогда! – закричала она. – Возьмите все, что находится здесь, раз вы заявляете, что это принадлежит вам, но не прикасайтесь ко мне. Ни вы, ни кто-либо другой! Завтра утром вы можете выгнать нас отсюда: лорда Кранмера и меня… но до тех пор я останусь одна в моей постели.
Руки, уже готовые сжать ее в объятиях, опустились. Язону потребовалось немало усилий, чтобы обуздать себя. Марианна видела, как его худое, только что возбужденное страстью лицо превращается в каменную маску пренебрежения. Он пожал плечами.
– Вы дурочка, леди Кранмер! И, учитывая все, вы с вашим благородным супругом представляете собой отличную пару. Желаю вам все счастье мира! Я думаю, что вы скоро узнаете, какое счастье жить рядом с человеком, достаточно умудренным жизненным опытом, для которого вы отныне потеряли всякую рыночную стоимость. Впрочем, это ваше дело! Вы можете оставаться здесь еще несколько дней, пока мои доверенные люди не войдут во владение имением. Что касается меня, то я уезжаю немедленно. Прощайте…
Он склонился в сухом поклоне, повернулся и пошел к двери. Марианна непроизвольно шагнула вслед этому человеку, уносившему с собой, как простой багаж, все ее воспоминания детства, все, что было ей дорого. Она с тоской подумала о леди Эллис, которая так любила свое поместье и отныне будет почивать, так же как и другие Селтоны, в чужой земле. Но она и не подумала просить о милости. Ее гордость протестовала против этого. Подступающие рыдания сдавили ей горло.
– Я ненавижу вас! – простонала она, сжав зубы. – Вы не представляете себе, до чего я вас ненавижу! Мое единственное желание – увидеть вас мертвым, и пока я живу, моя ненависть будет вас преследовать!
Он снова обернулся, смерил ее с головы до пят и насмешливо улыбнулся углом рта.
– Можете меня ненавидеть сколько вам угодно, леди Кранмер! Я сто раз предпочту ненависть равнодушию. Кстати, разве не говорят, что губы женщины хранят подлинный вкус любви? И действительно… почему бы не убедиться в этом?
17 
