очень нудно 
97 
– Если не ошибаюсь, князь Морозини?
– К вашим услугам, мадам...
– Мадемуазель. Меня зовут Хильда фон Винклеред, я фрейлина ее высочества. Она хотела бы лично встретить вас, но, учитывая количество и знатность гостей, ей неудобно было так кого-то выделять. Тем не менее, поскольку к этому часу все гости уже размещены, она желает с вами поговорить. Не угодно ли вам следовать за мной?
– С удовольствием...
Альдо, не рассчитывавший на подобную удачу, тем не менее сдержался и не стал показывать ни чрезмерной радости, ни излишней поспешности и последовал за фрейлиной обычной своей беспечной походкой. И все же, увидев, в какой обстановке жила великая княгиня, он вздрогнул и едва удержался от изумленного восклицания: ему показалось, будто его перенесли в Кремль времен Ивана Грозного! Низкие сводчатые потолки, расписанные яркими красками и золотом, скрывали изначальные кессонные, – должно быть, эту прихоть подсказала ностальгия по детству, проведенному в царском дворце... Окна, едва умещавшиеся под этими сводами, были задернуты тяжелыми, сплошь расшитыми занавесями, пол устилал роскошный ковер, и повсюду были расставлены низкие столики, с почти варварским великолепием инкрустированные полудрагоценными камнями, кресла, больше походившие на византийские троны, и бронзовые подсвечники, уставленные целым лесом горящих свечей: они заменяли здесь проведенное во всех остальных комнатах замка, но не допущенное в эти покои электричество. Зажженные свечи были расставлены по всей комнате, но особенно много их было перед иконами в золотых и серебряных окладах, оставлявших открытыми только лики и руки святых. В двух комнатах, через которые они прошли, было нестерпимо жарко, и особенно удушливой эта жара казалась от легкого дыма, поднимавшегося над бронзовыми курильницами, стоявшими прямо на полу. Морозини, наделенный тонким обонянием, узнал запах ладана, но благоухания, которое к нему примешивалось, распознать так и не смог. Впрочем, он обо всем позабыл, как только его ввели в комнату, где Федору, сидевшую перед высоким зеркалом, как раз в это время причесывали: он словно оказался в святилище царицы и в пещере Али-Бабы одновременно! Повсюду, куда ни посмотри, его окружали драгоценные камни, оправленные и без оправ: ими были полны кубки и чаши, они грудами были навалены в раскрытых ларцах, с подсвечников небрежно свешивались ожерелья из уральских аметистов и бирюзы, но два низких столика, стоявших по обе стороны зеркала, были отданы изумрудам. Здесь были кольца, ожерелья, браслеты из одних изумрудов или изумрудов с бриллиантами. Ослепленный этим великолепием, но все же острый взгляд антиквара мгновенно отыскал скромно лежавшие среди других камней «Свет» и «Совершенство».
– Как я рада видеть вас, князь! – произнес певучий, чуть приглушенный голос. – Я так боялась, что вас остановит какое-нибудь препятствие! – прибавила она, протягивая вошедшему тонкую обнаженную руку, и Альдо, склонившись над этой рукой, с удивлением почувствовал, как она холодна.
– Никакое препятствие не смогло бы меня остановить, мадам! – воскликнул он, даже не пытаясь придумать что-нибудь более оригинальное.
Тотчас заметив эту вялость воображения, она со смехом откликнулась:
– Разве могла ваша галантность подсказать вам другой ответ! А как вам нравится мое логово?
– Поражает и даже слегка околдовывает. И как нельзя лучше вам подходит!
Ему удалось в точности передать свои ощущения. Федора, даже одетая в батистовый пеньюар с пеной кружев, который облаком окутывал ее фигуру и расстилался у ног, завораживала взор. Казалось, она притягивает свет, позволяя отражать его лишь роскошным блестящим волосам, которые парикмахер, должно быть глухой и слепой, укладывал в сложную прическу, собираясь увенчать ее изумрудной с бриллиантами тиарой, пока лежавшей рядом на подушечке. Но сейчас Федора показалась ему еще более бледной, чем в первую встречу, даже в заполняющем комнату теплом мерцании свечей...
– Вполне ли вы здоровы, ваше высочество? – решился спросить Альдо. – Мне кажется, вы немного бледны...
– У меня никогда не бывает особенно яркого румянца, но, признаюсь, сегодня вечером я и правда чувствую себя несколько усталой. Могу ли я попросить вас, дорогой друг, минутку потерпеть? – прибавила она, выслушав нечленораздельное бормотание своего парикмахера. – Кажется, я слишком сильно верчусь...
Она снова приняла застывшую, величественную позу, а Морозини тем временем вновь принялся разглядывать обстановку. Приблизившись к устроенной в одном из углов комнаты небольшой молельне, он тотчас узнал чудесный образ Богоматери, занимавший главное место в иконостасе.
97 
