очень нудно 
37 
Людовик произнес свой приказ таким ласковым тоном, что даже у главного полицейского пробежал мороз по коже.
Министр, как видно, был уже рядом, потому что явился в ту же секунду. Король принял его любезно. Даже слишком...
— Присутствующему здесь господину главному полицейскому, — начал Людовик, — хотелось бы знать, как вы поступили с малюткой де Сен-Форжа. Ее мать умерла, и было бы желательно, чтобы она присутствовала на похоронах.
— Как я поступил с ней, сир? Я был уверен, что король прекрасно осведомлен о ее участи. Разве не было желательно, чтобы молодая особа выплескивала свои чувства в месте, менее взрывоопасном, чем Версаль?
— Например, в Бастилии, — вставил де ла Рейни, на которого грубость де Лувуа всегда действовала угнетающе.
Де Лувуа с живостью повернулся к нему.
— Именно в Бастилии! Стены там той самой толщины, которая не позволит просочиться никаким нежелательным слухам!
— Так почему же вы ее увезли оттуда?
— Вы и об этом знаете? Похоже, вы сочли себя вправе вести расследование, господин главный полицейский?
— Счел себя вправе, господин министр? Расследование — главная моя обязанность, и я не люблю внезапных исчезновений. Особенно когда речь идет о юной и беззащитной женщине. Чтобы не тратить время зря, скажу, что господин Безмо сообщил мне о переводе узницы в Венсен, и я, не желая останавливаться на полдороге, отправился туда и...
— Вам сказали, что ее там нет. Сир, — грузный де Лувуа повернулся снова к королю, — соизвольте уделить мне несколько минут для беседы наедине.
Положительно в это утро настроение короля было просто чудесным, что необыкновенно порадовало де ла Рейни, окончательно убедив его, что к злоключениям Шарлотты Людовик не имеет никакого отношения, потому что, услышав просьбу своего министра, государь рассмеялся:
— Вам не везет, бедный де ла Рейни! Но вы должны знать, что господин де Лувуа охраняет свои тайны так же ревностно, как господин де ла Кинтини[11]груши в своем саду. Чтобы вас утешить, мы предлагаем вам полюбоваться чудом из чудес, нашей Зеркальной галереей! Вы будете первым, кто ее увидит, потому что двор приглашен только завтра вечером. Галерея очень длинная, и прошу вас: оставайтесь в пределах досягаемости.
— Благодарю вас, Ваше величество, за дарованную мне привилегию.
Де ла Рейни и в самом деле получил королевский подарок. На миг он замер, потрясенный, и чуть было не забыл, зачем приехал в Версаль.
Между тем в Большом кабинете от любезности короля не осталось и следа.
— И что же вы желаете мне сказать? Почему Бастилия, а не монастырь? Почему вы увезли ее? И где она, в конце концов?
— Монастырь? Но разве Его величество не знает, что монастырские приемные снабжают новостями газеты? А в Бастилии нечем дышать. Если Его величество соизволит вспомнить, то мне была предоставлена свобода действий, и действовал я в страшной спешке. Желая пресечь в то же мгновение...
— Да, я помню. И что же дальше?
— А дальше я действовал, уже все хорошенько обдумав. Я рассудил, что мадам де Сен-Форжа молода, неискушена, наивна. Она во власти чувств, рожденных ее привязанностью к королеве. Бастилия сама по себе тяжкое наказание, а эта молодая женщина, в общем-то, ни в чем не виновата. Мы лишь опасались, как бы она не стала источником нежелательных слухов...
— Которые распространились и без нее. Смерть Жерве этому немало способствовала, но мы еще поговорим об этом вместе с де ла Рейни. Так вы, наконец, мне скажете, где спрятали малютку де Фонтенак?
— У себя, сир!
Как только были произнесены эти три слова, произошло именно то, чего де Лувуа опасался: Людовик побагровел от гнева.
— У вас? Вы хотите сказать, в одном из ваших домов в Париже или в Медоне? И конечно, под присмотром вашей попечительной супруги? Де Лувуа! Мне кажется, вы сошли с ума!
Министр был приземист и широк в плечах, он надеялся выдержать ураган, который готов был на него обрушиться. Он один во всем государстве делил с королем такие тайны, какие уберегли бы его от любой опасности, кроме меча палача, если бы король захотел от него избавиться.
— Нет, сир, не в Париже и не в Медоне. У меня есть небольшой охотничий домик, прекрасно защищенный и великолепно спрятанный в лесу. О нем не знает никто, и мадам де Лувуа в том числе. В него я и отправил мадам де Сен-Форжа. Тюрьма бы ее погубила. В Бастилии она начала болеть, а в моем пустынном уголке ей был обеспечен необходимый для выздоровления уход. Хочу подчеркнуть, что она находилась под надежной охраной, но ей оказывалось должное почтение и она ни в чем не нуждалась. У нее было все, кроме свободы.
37 
