108 
– Вы думаете, он захочет оставить вас тут?
– Возможно, хотя я и не уверена. Лучше на всякий случай проявить предусмотрительность.
– Зачем же тогда ждать три дня?
– Потому что я так хочу, – тихо ответила она. – Помните, Франсуа, когда мы с вами впервые встретились, я…
– Ну что? – крикнул маркиз. – Решились или нет? А может быть, вы там диктуете свое завещание?
Услыхав это слово, Франсуа даже вздрогнул и снова принялся уговаривать Гортензию:
– Пожалейте меня, не ходите!
– Нужно. Такие нарывы просто необходимо вскрывать. Иначе жизнь станет поистине невыносимой.
Гортензия не спеша сошла с лошади, перекинула через руку свой длинный шлейф и вступила на каменистую тропинку, ведущую к замку. При ее приближении победная улыбка, игравшая на губах Фулька де Лозарга, сменилась сардоническим смешком.
– Вашим слугам кажется, что я сам черт, не так ли, милая племянница? Это от слова «завещание» насмерть перепугался Деве?
– Согласитесь, шутка была сомнительного вкуса. Так мы войдем? Мне не терпится поцеловать сына.
Обычно в летнее время парадный вход держали распахнутым настежь, но на этот раз, едва Гортензия переступила порог, как маркиз сразу же захлопнул дверь. Впрочем, она даже не успела удивиться: по длинному коридору, выложенному продолговатыми речными камнями, навстречу ей бежала Годивелла, и Гортензия, нисколько не заботясь о том, что подумает маркиз, раскрыла ей свои объятия. Они расцеловались.
– Годивелла, мне так вас не хватало! – с неподдельной радостью воскликнула Гортензия.
– Если меня и не хватало, госпожа Гортензия, то в том вовсе не моя вина. Ведь вы и сами знаете!
– Конечно! А теперь ведите меня к сыну. Скорее бы увидеть его!
– Наш милый ангелочек! Он принес радость и счастье в этот дом.
Окинув взглядом строгую, темную при закрытых дверях прихожую, Гортензия подумала, что и впрямь в этом доме радости было маловато, а счастья и того меньше. И она поспешила за Годивеллой на кухню.
– Его как раз собирались кормить, – сообщила Годивелла. – Вы приехали вовремя.
И действительно, когда Гортензия вошла в кухню, Жанетта, расстегнув корсаж, дала ребенку грудь. Маленький жадный ротик тотчас же впился в нее, а розовая ручка легла цветком на молочно-белую кожу кормилицы.
Жанетта увидела Гортензию, и лицо ее осветилось радостью:
– Госпожа графиня! Наконец-то! Как хорошо, господи, как хорошо!
– Здравствуйте, Жанетта! Я тоже рада видеть вас. Но что-то вы бледная… Уж не болеете ли?
– Эта дурочка все время плачет, – пробурчала Годивелла. – У нее и молоко от этого пропадает. Осталось не так уж много, и…
– Немного? – раздался позади них грозный голос маркиза. – Почему мне об этом не доложили? Думают, я дам своему внуку умереть от голода? Если у нее нет молока, так гоните ее.
Слезы, которые, видно, и так не просыхали, снова брызнули у Жанетты из глаз, и она в порыве отчаяния сильнее прижала к себе крепкое тельце ребенка.
– Нет, нет, прошу вас, господин маркиз! Молока стало чуть-чуть меньше, но оно обязательно прибудет! Только не разлучайте меня с малышом, я этого не перенесу!
– Какой еще малыш? Надо употреблять титул «господин граф», невежа, когда ты говоришь о моем внуке! Что же до твоих чувств, то они здесь никого не интересуют! Сейчас там внизу как раз твой дядя. Можешь отправляться с ним восвояси, если от тебя все равно никакого толку…
Но тут разъярилась Гортензия.
– С каких это пор мужчины берутся судить о питании младенцев? – крикнула она. – Не плачьте, Жанетта! Никто лучше вас не ухаживал за моим сыном, и я хочу, чтобы вы оставались с ним, даже если у вас больше совсем не будет молока! Рано или поздно ребенка все равно придется отнять от груди. Ведь вы же должны знать об этом, Годивелла!
– Конечно, конечно, госпожа Гортензия! Мы сделаем все, что нужно. Но раз Жанетте больше нечего здесь делать, лучше бы ей воротиться назад, к себе…
Сказано это было ровным тоном и без тени враждебности, но Гортензия поняла, что Годивелла, по-видимому, ревнует Этьена к кормилице и, желая заполучить его для себя одной, как может, старается отдалить Жанетту.
– Вы что, забыли, Годивелла, что Комбер теперь мой? Жанетту там ждет ее место, это так, но только не одну, а вместе с моим сыном. Пора нам с вами, маркиз, непосредственно перейти к цели моего прихода. Я приехала за Этьеном.
Взгляд золотистых глаз уперся в глаза маркиза, когда она нарочно назвала ребенка тем именем, которое старому Лозаргу было ненавистно. От гнева на бледных щеках маркиза вспыхнул румянец, но вслух он ничем не выдал своих чувств.
108 
