очень нудно 
52 
Дом госпожи Моризе стоял неподалеку от старой церкви у дороги на Шарантон. Это был большой серый дом со сводчатыми окнами. Стены дома были почти полностью увиты плющом. Вдоль дороги до самого моста через ручей, убегавший далеко в чащу Венсенского парка, простирался огромный сад. Солнечные лучи сверкали на глади пруда, золотили кувшинки и играли в зарослях камыша.
Экипаж остановился у яблоневой аллеи, ведущей к крыльцу. На голос Видока, придержавшего лошадь, на порог вышла пожилая дама в бордовом шелковом платье и кружевном чепце, из-под которого выбивались седые пряди волос. Увидав кабриолет, она подхватила юбки и с криком: «Онорина! Онорина! Приехали!» – бросилась им навстречу.
Из-за дома появилась другая женщина, почти тех же лет, что и первая, только вдвое шире и выше. Она потрясала огромным половником размером с хорошую лопату. Но дама уже добежала до экипажа и теперь в восторге восклицала:
– Какой хорошенький! Чудный ребенок! Это сокровище, дорогая моя, настоящее сокровище! Да входите же! Вам, должно быть, хочется отдохнуть и поесть. Эти путешествия так изматывают!
– Особенно если произойдет задержка в пути, – усмехнулся Видок. – Дорогая госпожа Моризе, у госпожи Кудер еще будет время отдохнуть у вас.
Чуть растерявшаяся от натиска этой и впрямь симпатичной дамы с небесно-голубыми глазами и приветливым выражением лица, Гортензия все же дала себя поцеловать и увлечь к дому, а позади нее трубный голос Онорины уже гремел, рассыпая похвалы красоте Этьена. Замыкал их шествие Видок, нагруженный баулами, которые ему предстояло дотащить до небольшой прихожей, выложенной блестящей красной плиткой, где пахло воском и вишневым вареньем.
– Я поехал, госпожа Моризе! – крикнул бывший шеф полиции, пока пожилая дама провожала Гортензию в небольшую гостиную рядом с вестибюлем. – Знакомьтесь сами.
– Хорошо, господин Видок! Езжайте, и большое вам спасибо!
– Не за что, госпожа Моризе, не за что! Я потом заеду: Флерида велела мне завезти вам корзину яиц, а я позабыл. Ох, и попадет мне!
– Скажите вашей милой супруге, чтобы не беспокоилась. Вы все равно слишком быстро ездите в своем кабриолете и привезли бы мне вместо яиц настоящую яичницу! Езжайте скорее и поцелуйте ее от меня! – Потом она обратилась к Гортензии: – Идемте, мое дорогое дитя, я покажу вам вашу комнату. Надо еще устроить ребенка с кормилицей… А потом за стол!
Вот так Гортензия с сыном оказались в гостеприимном доме госпожи Моризе, вдовы инспектора вод и лесов, и зажили там счастливо, как никогда.
Даже спустя две недели после приезда Гортензию не покидало ощущение, будто попали они сюда только вчера, настолько незаметно и легко пролетали дни. Она любила свою комнату со старинной крепкой мебелью из каштана, за которой так ухаживала бдительная Онорина, что дерево блестело, словно шелк. В смежной комнате располагался кабинет с голубыми шторами: там поселилась Жанетта с ребенком, и Гортензия в любое время дня и ночи могла видеть и слышать сына. Она любила сад с ухоженными клумбами, словно соперничающий с соседским садом священника. И там, и здесь в изобилии росли цветы, и если пионы госпожи Моризе занимали первое место, то бульденеж, который для своей часовни выращивал святой отец, неизменно оказывался вне всякой конкуренции. Гортензия много времени проводила в саду с книгой, а чаще всего любуясь своим маленьким сыном.
Этьен рос как на дрожжах, и, судя по всему, воздух Сен-Манде шел ему на пользу. Он был довольно упрям и при малейшем неудобстве поднимал такой крик, что его личико принимало кирпичный оттенок. В таких случаях пожилая госпожа Моризе извлекала из глубоких сундуков своей памяти старинные романсы и пела ему тонким голоском, напоминающим звуки клавесина, но хоть порой она и фальшивила, ребенок вмиг успокаивался и в орехового цвета глазках загорался восторг. Это единственное и было у него от матери – глаза, а в остальном – вылитый Жан.
– Его отец, наверное, был таким красавцем! – вздыхала госпожа Моризе, поглаживая пальцем с золотым кольцом маленький волевой подбородок.
– Он был действительно очень красив, – поддакивала Гортензия, утешаясь мыслью, что не все тут обман, – только я слишком рано его потеряла.
Время от времени госпожа Моризе принимала гостей. Она приходилась двоюродной сестрой мэру, Пьеру-Жозефу Алару, и в Сен-Манде слыла значительной персоной. Ее влияние в такой деревушке было гораздо более весомым, чем у многих придворных в Париже. Ибо здесь, если человек принадлежал к семье господина Алара, он уже считался важной птицей. Так что к госпоже Моризе заходили часто, ее любили за щедрость, доброжелательность, живой ум и веселый нрав. При появлении гостей Гортензия оставалась у себя или же гуляла, одна либо с Этьеном и Жанеттой. От гостей хозяйки скрыть ее присутствие в доме никак бы не удалось, но ее представили как немало пережившую родственницу из провинции. Такое определение даже удивило Гортензию, так как сама она ничего подобного о себе не рассказывала, но обитателям Сен-Манде пришлось удовольствоваться этим объяснением и из уважения к хозяйке дома попридержать языки. К тому же Гортензия вела себя скромно, посещала церковь, и в основном благодаря этому ей в конце концов перестали досаждать.
52 
