И не давая отцу Вилла опомниться, мистер Мрак скользнул вперед и забрал у него Библию.
— Вы не удивлены? — спросил он, держа ее двумя руками. — Смотрите: я прикасаюсь к ней, держу ее, даже читаю.
Мистер Мрак дохнул табачным дымом на перебираемые страницы.
— Вы ожидали, что на ваших глазах моя кожа распадется на свитки рукописей Мертвого моря? Мифы, увы, всего только мифы, не больше того. Жизнь, а за этим словом для меня столько пленительных вещей, жизнь течет сама по себе, она дикарка, и сам я не последний среди дикарей. Ваш король Яков и его авторизованная версия некоторых старомодных поэтических писаний не заслуживают того, чтобы я тратил на них свое время и труд.
Мистер Мрак не глядя швырнул Библию в мусорную корзину.
— Слышу, ваше сердце бьется часто, — продолжал он. — У меня не такой тонкий слух, как у Цыганки, но мои уши слышат. Ваш взгляд устремляется мне за спину. Мальчики прячутся где-то там в коридорах? Прекрасно. Мне не хотелось бы, чтобы они убежали. Не потому, что кто-то поверит их болтовне, она даже хорошая реклама для нашего шоу, возбуждает людей, не дает спать, и вот они приходят к нам на луг, рыскают вокруг, присматриваются, облизываются, готовы даже кое-что вложить в наши, так сказать, ценные бумаги. Вы приходили, вы рыскали — и не только из любопытства. Сколько вам лет?
Чарлз Хэлоуэй плотно сжал губы.
— Пятьдесят? — мягко сказал мистер Мрак. — Пятьдесят один? — пробормотал он. — Пятьдесят два? Хочется быть моложе?
— Нет!
— Зачем же кричать. Повежливее, пожалуйста. — Мистер Мрак прошелся по комнате, напевая и ведя рукой по книгам, словно считая годы. — А ведь как хорошо быть молодым. Разве не прекрасно снова стать сорокалетним? Сорок на десять лет лучше, чем пятьдесят, а тридцать и вовсе на целых два десятка лет лучше.
— Не хочу и слушать! — Чарлз Хэлоуэй зажмурился.
Мистер Мрак наклонил голову, затянулся сигаретой, заметил:
— Странно, вы закрыли глаза, чтобы не слышать. Было бы вернее зажать ладонями уши…
Отец Вилла живо поднес ладони к ушам, но все равно слышал голос мистера Мрака.
— Вот что я вам скажу, — небрежно произнес тот, размахивая сигаретой. — Пятнадцать секунд на то, чтобы вы помогли мне, и я возвращаю вам сороковой день рождения. Уложитесь в десять секунд — вам тридцать пять. Я буду считать секунды по моим часам, и клянусь Господом, если вы согласитесь помочь, я, так и быть, сброшу вам целых тридцать лет! Богатый выбор, как пишут в объявлениях. Подумайте хорошенько! Начать все сначала, впереди столько чудесного, нового, замечательного, столько мыслей, столько дел, которыми можно заново насладиться. Последний шанс! Поехали. Один. Два. Три. Четыре…
Чарлз Хэлоуэй съежился, отпрянул, прижался к полкам, скрипя зубами, чтобы заглушить голос мистера Мрака.
— Вы теряете время, старина, дорогой мой старый приятель, — сказал мистер Мрак. — Пять. Проигрываете. Шесть. Сильно проигрываете. Семь. Проигрыш возрастает. Восемь. Скоро ничего не останется. Девять. Десять. Господи, какой же вы дурень! Одиннадцать. Хэлоуэй! Двенадцать. На исходе. Тринадцать! Все! Четырнадцать! Проиграно! Пятнадцать! Навсегда!
Мистер Мрак опустил руку с часами.
Чарлз Хэлоуэй, тяжело дыша, отвернулся, зарывшись лицом в запах старинных книг, ласковое прикосновение старой кожи, вкус праха и прессованных цветов.
Мистер Мрак стоял уже на пороге.
— Оставайтесь здесь, — распорядился он. — Слушайте свое сердце. Я пришлю кого-нибудь, чтобы занялся им. — Но сперва — мальчики…
Облепившие рослое тело полчища недремлющих тварей удалились в темноту, влекомые мистером Мраком. Их краски, и вой, и другие выражения смутного, но мучительного волнения слились в его хриплых призывах:
— Мальчики? Вы здесь? Где бы вы ни были… отзовитесь.
Чарлз Хэлоуэй метнулся вперед, но тут комната закружилась и завертела его. Тихий, легкий, приятнейший голос мистера Мрака продолжал взывать в темноте, а Чарлз Хэлоуэй упал на стул. Подумал: «Слушай, мое сердце!» Опустился на колени, сказал: «Прислушайтесь к моему сердцу! Оно взрывается! О господи, оно рвется на волю!» — и не смог последовать за мистером Мраком.
Человек с картинками ступил кошачьей походкой в лабиринт расставленных на полках, сумрачно ожидающих книг.
— Мальчики?.. Вы слышите меня?..
Молчание.
— Мальчики?..