очень нудно 
90 
Неожиданно раздалось отчетливое «хрясь!», сходное со звуком вхождения топора в старое дерево. Выстрел не прозвучал. Вместо этого москвич рухнул на колени, а потом мягко завалился набок, безвольно раскинув руки.
Хана поставила в сторону снятый со стены огнетушитель и обтерла его ручку полой пальто.
— Быстрый такой. — Она перешагнула через неудавшегося истребителя научной медицинской мысли и оттолкнула ногой пистолет. — Еле успела. Сам понимаешь, я же не пожарный — бегать по лестницам с таким баллоном. Это тебе не носки дома вязать.
— Вика, ты откуда? — Файнберг поймал себя на том, что начинает привыкать к поочередному появлению бандитов и Виктории Борисовны с трансформацией первых в не очень одушевленные тела.
— Некогда, — отрывисто бросила она, прислушиваясь и одновременно осматривая поле боя. Кроме судорожного шумного дыхания последнего боевика, других звуков не было. — Где Тампук?
— Исчез, — Виктор Робертович развел руками.
— Разберусь, переодевайся. И сними ты эту дурацкую маску. — Хана быстрым шагом направилась к люксу.
* * *
Негромкие хлопки выстрелов в коридоре, сопровождающиеся шумом падения тел, Паук прослушал внимательно, как сообщение об очередной амнистии. Когда все стихло, он осторожно выглянул из люкса. Отшатнувшись, пахан повернул к Мананге бледное лицо. Сквозь сжатые зубы с присвистом вылетели слова:
— Хватай костыли, срываемся! — на лице у него застыло выражение отчаянной лихой решимости.
При виде бездыханных тел нигериец пришел в состояние, близкое к панике. Паук, утвердившийся в худших подозрениях, тоже с трудом держал себя в руках. Увидев приоткрытую дверь черного хода, они устремились туда. Авторитет мчался по мере сил. Из-за широко расставленных ног он напоминал жука-водомерку. Следом, прыгая на костылях, одноногой пулей летел негр, выставив вперед конечность в раскрошенном гипсе.
Двое пациентов «Панацеи», одетые только в пижамы, бинты и гипсы, покинули лечебное учреждение через неприметную дверь, ведущую в тихий заброшенный проулок. Немолодой мужчина, покрытый татуировками с ног до головы, шел первым. Его покачивало от слабости, но по-матросски расставленные ноги не давали упасть. По пятам скакал чернокожий на костылях. Загипсованная нога качалась между ними подобно кривому грязно-белому маятнику Странная парочка торопилась изо всех сил. Выходило здорово — что-то среднее между «Формулой-2» и ростом кукурузы в Заполярье, правда, ближе к последней. Зато упорству их могли бы позавидовать даже фанатики марафона.
— Надо помылить колеса, — тяжело отдуваясь, сказал пожилой, остановившись возле припаркованного у тротуара «Запорожца».
— Ноу бабки, ноу такси, — отозвался негр, с отчетливо-нерусским акцентом в речи и мыслях. Но глядя на машину с надеждой.
Его спутник не согласился, поэтому из переулка они уехали на машине. Паук сидел за рулем. Сзади лежал Мананга, накрытый сорванным с сиденья чехлом.
— Секи, Мишка, так на этой лайбе нас ни один бобик не зацепит. А будешь торчать, срисуют на раз, — бормотал авторитет.
— Секу, — глухо отвечал нигериец откуда-то снизу, трясясь от холода.
Дребезжащее чудо прошлого века выползло на просторы города, со скоростью хорошего велосипеда мчась прочь от больниц, убийц и проблем. В салоне работала печка, пытаясь нагреть несчастный кубометр плохо замкнутого пространства. Хриплый приемник шипел: «По тундре, по железной дороге...» А из дырки, проделанной в заднем стекле с целью угона, торчал, нимало не обеспечивая теплоизоляции, рукав от пижамы.
Долгий путь завершился в непостижимых глубинах Лиговки. Паук устало отер пот со лба и вышел из транспортного средства.
— Пойдем, Мишка. Нам сюда, в шхеру.
Мананга с трудом расправил окоченелое тело. От открывшейся панорамы района он ошалел. Подходящих случаю слов в разговорнике не было. Пришлось употребить выученное в общежитии мединститута:
— Джопа!
Так называемый «старый фонд» нависал над ними мрачными громадинами облупленных домов, скалился навстречу беззубыми черными ртами подворотен, капал на головы грязной водой с уродливых коричневатых сосулек и нестерпимо вонял.
Паук тронул замершего «кровника» за плечо:
— Не киксуй. Шхера законная, притрешься.
Дверцы «Запорожца» остались широко распахнутыми.
— Гегемон похмелится, приберет, — пояснил старый вор в ответ на недоумение, крупными буквами написанное на простодушной черной физиономии.
90 
