92 
— Вас что, особо приглашать? Или сами уже ходить не можете?! — нестрашно зарычал прапор, по собачьи тоскливо глядя на громоздящуюся под креслами стеклотару.
Столкнувшись нос к носу с открытой военной угрозой, Игорь Николаевич ощутил себя законченным пацифистом. Чувство это состояло из трусливого оцепенения и позывов в туалет. Нечеловеческим усилием воли поборов страх, он посмотрел на сурового военного.
— Па-апрашу мне!.. — нагло начал отповедь чародей. Рука его почему-то сложилась в знак, изгоняющий ячмень с глаза. Но тут терпение мочевого пузыря переполнилось, и Рыжов неожиданно продолжил:
— ...Показать, где туалет!
— В Сертолово! — громовой бас прокатился трехкратным эхом по пустеющему коридору.
От неожиданности доктор чуть присел и на полусогнутых ногах засеменил к выходу.
Они прибыли в темноте. Серые ворота, украшенные неизменной пятиконечной звездой, с душераздирающим скрипом открыли путь в заповедный мир милитаризма. Учебный мотострелковый батальон жил своей вялой и загадочной жизнью. Между кирпичными коробками казарм с огромными фанерными лопатами уныло копошились солдаты. Придорожные сугробы имели необычайно прямоугольную форму. Ее достижение и было, очевидно, целью ленивых солдатских телодвижений.
У дальней казармы автобус скользнул лысой резиной по обледенелому асфальту и замер. Народ в салоне притих. Даже самые разухабистые члены команды прониклись суровой торжественностью момента. Зато прапор заметно оживился.
— От автобуса не отходить! — бодро скомандовал он, спрыгивая на землю.
«Вас здесь научат Родину любить!» — подумал он с ненавистью.
Глава 29
ШЕСТЕРКИ НЕ КАНАЮТ
«Законная» шхера Паука находилась в подъезде, отгороженном от окружающего мира кодовым замком. После набора хитрой комбинации: один-два-три-четрые — железная дверь распахнулась. Гражданин Теньков Владимир Сергеевич гордо пропустил вперед зарубежного гостя:
— Заваливай, Мишка. Приканали.
Ключ от квартиры он извлек из тайника. Замочная скважина с трудом отыскалась под клочьями полуистлевшей обивки. Дверь открылась, разрывая застарелую паутину в углу косяка. Не ожидавший увидеть ничего подобного Мананга тихо охнул. Прихожая напоминала бесплатный общественный туалет. Выкрашенные серой краской стены, кафельный пол и тусклая лампочка в зарешеченном колпаке навевали глухую казенную тоску.
— В натуре, как у Хозяина! — благостно, с легкой ностальгией, сказал Паук. — Тут шмон делать толково. Ни хрена не заныкаешь.
Кроме стола, двух привинченных к полу табуретов и откидной дощатой лежанки, в помещении ничего не было.
— Кто уаш хозаин? — Нигерийца бил озноб. От холода нога в гипсе онемела.
Ответ прозвучал как приговор народного суда без права апелляции:
— Фраер ты, Мишка, лопоухий. Тебя же еще в предвариловке опустят, если что. — Паук немного помолчал и продолжил чуть добрей:
— Хозяин — это, браток, закон. А закон наш такой, что и на воле всем — кича. Придется тебя учить. Без понятий ты в России сгинешь.
От холода Манангу скрутило вконец. В таком состоянии он прекрасно понимал, что сгинуть в этой стране легче легкого. Поэтому учиться африканец согласился сразу:
— Хочу канать у шхеру... — и добавил:
— Там — учиться.
Паук покачал головой. Опыт жизни в тюремной стране и стране тюрем был бесценен. Но, в конце концов, кровник право на обучение заслужил, несомненно, больше других.
Единственная дверь, ведущая из прихожей, была обита железом и снабжена окошечком с решеткой и заслонкой. Будь Мананга хоть немного знаком с системой исправительно-трудовых учреждений, он бы наверняка заподозрил, что дальше его ожидает камера с двухъярусными нарами. На самом деле в такую ностальгическую даль фантазия Паука не простиралась. Квартира была обычной. С кроватями, телевизором, холодильником и раздельным санузлом вместо параши. Более того, она была трехкомнатной и комфортабельной.
Мананга юркнул в тепло, радостно присматривая место в кресле у батареи.
— Ша, братан! Так в дом не входят! — остановил его строгий голос пахана. — Первый круг — прописка!
Магическое слово «прописка» негру знакомо не было. Мананга приоткрыл рот, готовясь черпать полным ковшом загадочную премудрость российского выживания:
— Прописка — как?
Паук задумался. С одной стороны, для брата по крови можно было сделать скидку на неопытность. С другой — жалость портит человека. Колебался он недолго.
92 
