очень нудно 
25 
— Какое красивое сегодня небо! — прошептал Лоренцо, касаясь губами губ Фьоры. — Пусть этой ночью оно будет нам покрывалом.
Не заходя в грот, они сбросили с себя одежды и обнаженными опустились на траву…
Лоренцо проснулся с первыми лучами солнца. В последний раз он привлек ее к себе с неистовой страстью. Их губы слились в долгом поцелуе.
— Да храни тебя бог, моя прекрасная любовь!
Впервые в жизни он произнес это слово, и Фьора почувствовала себя такой растроганной, что захотела удержать его еще на некоторое время. Но Лоренцо начал одеваться. Сидя в траве, обхватив колени руками, Фьора смотрела вслед уходящему Лоренцо, силуэт которого вскоре поглотил утренний туман. Комок подкатил к ее горлу, и она разрыдалась. Она поняла, что никогда не сможет забыть Лоренцо. А еще у нее появилось страшное предчувствие, что ей не суждено вновь встретить Филиппа.
Сердце сжалось от тоски, Фьора была уверена: даже если Лоренцо Великолепный не пожертвует собой ради спокойствия Флоренции, она его все равно больше не увидит, хотя и считала, что никогда не надо говорить «прощай».
Именно это она хотела объяснить Деметриосу, увидев его возле дома, в нетерпении прохаживающимся по аллее сада.
Когда она подошла к нему, он жестом остановил ее объяснения:
— Тебе ни в чем не надо извиняться, Фьора. Ты ни перед кем не виновата!
— И ты не осуждаешь меня?
— А по какому праву? Как я могу осуждать тебя?
— Ты понимаешь, я была с ним… А вдруг он погибнет?
— Он не погибнет! Флоренция никому не отдаст своего герцога и будет сражаться за него. А что касается тебя, не опускайся до ненужных извинений и перестань обманывать себя. Ты ведь желала его, как и он желал тебя… так зачем было противиться?
Пусть частица твоей души останется здесь. Значит, придет время, когда тебе захочется вернуться за ней.
Деметриос был прав. К полудню вернулся Эстебан и привез новости. Сеньория единодушно решила не подчиняться приказам папы. Что же касается тосканского духовенства во главе с прелатами, то оно лишний раз подтвердило свою решимость ни в коем случае не выполнять запрет папы и потребовало немедленного созыва Верховного церковного собора. Для охраны Лоренцо была созвана многочисленная гвардия, во главе которой выступал его личный телохранитель Саваджилио. Что же до военных действий, то весь город был к ним готов, не жалея золота, которое потекло в его казну для создания сильной армии.
— Ну вот, — вздохнула Фьора, — а я в трудную для Флоренции минуту должна уехать.
— Ты будешь молиться за нас, — сказала Кьяра, которая пришла вместе с Коломбой попрощаться с Фьорой.
— Ты сказала, молиться? — спросила Фьора. — Но я разучилась это делать после смерти отца.
— Ничего, Леонарда снова научит тебя. Ах, как мне будет не хватать тебя! Иногда мне кажется, что мы с тобой вернулись в годы нашего детства, — Кьяра с трудом сдерживала слезы.
— Зачем оглядываться назад? Мы с тобой молоды, и у нас еще все впереди. Ты ведь навестишь меня как-нибудь во Франции. Увидишь, это прекрасная страна, не такая, как наша, но, мне кажется, она понравится тебе. И потом я уверена, что там ты будешь иметь огромный успех.
— Я не против. Но вначале мне надо убедить дядюшку Людовико в том, что французские бабочки представляют для науки не меньший интерес, чем флорентийские.
Держась за руки, подруги прогуливались по длинной аллее, усаженной кипарисами, ведущей на виллу и скрывающей их от посторонних взоров. Сзади шла Коломба, приложив к лицу носовой платок и не прекращая всхлипывать. Слуга вел под уздцы мулов Кьяры и Коломбы. Подругам так много хотелось сказать Друг Другу на прощание, но грусть переполняла их и мешала говорить.
И вот наступил момент расставания. Кьяра со слезами на глазах бросилась на шею Фьоре. Затем, оседлав мула, она полетела вскачь. Коломба, крича ей вслед, едва поспевала за ней. Фьора осталась совсем одна на аллее.
Итак, обрывались последние нити, связывающие ее с любимой Флоренцией. Она не знала, сможет ли когда-нибудь их снова связать. Лоренцо при прощании запретил ей появляться в городе, опасаясь за ее безопасность, так что Фьоре нельзя было даже посетить могилу отца, но Кьяра обещала ей приходить туда молиться от ее имени каждую неделю.
Утро расставания было особенно тяжелым для Фьоры и тех, кто оставался в доме. Отъезд был назначен на 14 июля, праздник святого Бонавентуры, сподвижника Франсуа Ассизского.
25 
