6 
— Черт! Это герцог! — воскликнул Розьер. Он тут же выпустил свою милую из объятий, и она стремглав побежала к личным покоям герцога. Эжен следовал за нею настороженно, если не сказать ревниво. По лабиринту комнат горничная добралась до королевской опочивальни, откуда была дверь в туалетную. Его светлость сидел в кресле перед огромным, в человеческий рост, зеркалом. Лицо герцога немного осунулось от усталости, однако его оживляла игра тени и света от камина.
— Харриет, — сказал Заморна, когда вошла горничная. — Я ждал воду гораздо раньше. Поставь кувшин и налей мне стакан. Где тебя носило?
Харриет, покраснев, поднесла стакан с освежающей влагой к пересохшим губам хозяина (лень мешала ему сделать это самому) и принялась с запинкой лепетать какие-то оправдания, но тут взгляд герцога упал на дверь. Там стоял Розьер.
— А! — воскликнул его светлость. — Все понятно! Осторожнее, Харриет, не дай ему вскружить тебе голову. А теперь можешь идти, и передай своему ухажеру, чтобы он подошел ко мне, иначе я вышибу ему мозги.
Эжен подскочил к хозяину, громко мурлыкая какой-то мотивчик. На его лице не было и тени смущения. Как только Харриет вышла, герцог принялся выговаривать слуге, который тем временем как ни в чем не бывало помогал хозяину переодеться из дорожного платья в домашнее и так далее.
— Пес, — начал добродетельный господин, — полегче с этой девицей. Я не потерплю в своем доме ничего предосудительного.
— Поскольку я беру пример с вашей светлости, мои поступки никак не могут быть предосудительными, — усмехнулся камердинер, который прекрасно знал многие слабости хозяина и потому частенько безнаказанно говорил то, что не сошло бы с рук никому другому.
— Если ты ее обольстишь, я заставлю тебя на ней жениться, — продолжал Заморна.
— А если жена мне прискучит, — ответил Розьер, — я всегда смогу найти утешение на стороне.
— Держи себя в узде, голубчик, — тихо посоветовал герцог.
— Должен ли я обуздывать язык или свои чувства?
— Научись различать сам! — воскликнул Заморна, сопроводив эти слова приложением руки, от чего месье отлетел на другую половину комнаты, но, впрочем, быстро оправился и через мгновение уже вновь расчесывал длинные и мягкие темно-каштановые кудри своего господина.
— Я принимаю особое участие в Харриет, — добродушно заметил герцог. — Я не особо приглядываюсь к другим горничным, но иногда встречаю эту нимфу в коридоре или в галерее, и она всякий раз производит на меня впечатление девицы скромной и порядочной.
— Она была служанкой в гостинице «Стэнклиф», — с намеком произнес Розьер.
— Знаю, сударь. У меня были причины запомнить ее на этом постоялом дворе. Она подала мне стакан холодной воды в то время, когда ни одна живая душа в мире не шевельнула бы ради меня пальцем.
— Я слышал эту историю от мадемуазель, — ответил Розьер. — Ваша светлость тогда были в плену у мятежников и вас доставили к Мактерроглену. Еще мадемуазель рассказывала, что через полгода вы вновь остановились в Стэнклифе и в благодарность за услугу взяли ее горничной в свой дом, а в придачу, коли она не лжет, еще и наградили поцелуем ваших августейших уст.
— Да, черт тебя побери, сударь! Поцелуй — не большая награда за стакан холодной воды и слезы сострадания, пролитые от чистого сердца.
— Всецело с вами согласен, — ответил Розьер, но она, возможно, думает иначе. Знатные дамы за один по целуй вашей светлости готовы выцарапать друг дружке глаза, так что не знаю, как отнеслась к нему простая девушка из гостиницы.
— Эжен, вашу нацию отличает склонность к самоубийствам. Поди утопись, — ответил Заморна.
— Если ваша светлость больше во мне не нуждается, я немедля исполню ваше веление и обрету кончину в том превосходном кларете, который виноградники милой Франции производят в особо удачном расположении духа.
Как только блистательный слуга убрался прочь с очей еще более блистательного господина, через другую дверь вошел человек, нимало на него не похожий: коротышка в меховом плаще. Сбросив это одеяние, гость огляделся и приметил Заморну. Тот, в шлафроке малинового дамаста, которым сменил неудобное дорожное платье, полулежал на низком твердом ложе, готовясь уронить кудрявую голову на подушку, и одной рукой уже тянул на себя бархатное, подбитое мехом одеяло. Уорнер застал его перед отходом ко сну.
6 
