очень нудно 
42 
Винга вопросительно и ожидающе глядела на Хейке.
Повозка уже выехала из города, и по пути им больше не встречались агрессивные и неразумные люди. Там, где проезжал Хейке, никто не мог оставаться равнодушным. Таковы люди. Такими они были всегда, такими и останутся. Надежда на новые поколения быстро угасала.
Природа оказывала на молодых людей благотворное влияние. Поля и луга, рощи и леса с их жаворонками и носящимися вперед и назад ласточками, треск кузнечиков и мягкая, как шелк, трава. Люди были далеко, в полях или у небольших домов на другом конце поля.
Здесь Хейке с Вингой чувствовали себя как дома.
Их отъезд из Кристиании был более спокойным, чем унизительный въезд в столицу. Было уже довольно поздно, людей на улицах мало.
— Видишь ли, Винга, — начал Хейке весьма неприятный для него разговор. — Если ты будешь продолжать в том же духе, что начала, то эта дорожка приведет тебя к гибели.
— Как это?
— Вспомни, когда мы выезжали из города, нам повстречался парень на повозке. Ты перегнулась через край, обернулась вслед ему и протянула: «Какой красивый мальчик! Вот бы с ним встретиться!»
— Ну и что! Он же действительно симпатичный! Или ты не согласен?
— Согласен, согласен. Но мы говорим сейчас не о его внешности, а о твоем поведении! Видишь ли… Фу, не хотел я тебе этого говорить, чтобы не запутаться окончательно, но, видимо, придется. Ты слишком откровенна. Мужчины и молодые парни возжелают тебя, а ты, такая беззаботная, соскучившаяся по человеческому обществу, можешь заплатить дорогую цену.
— О чем ты говоришь? Как это? Хейке снова вздохнул. Он чувствовал, как по вискам потекли струйки пота, вспотели ладони:
— У тебя есть одна большая драгоценность. Она есть у каждой молодой женщины. Это твоя девственность. И ты должна беречь ее до того дня, пока не выйдешь замуж.
— Но я совсем не собираюсь выходить замуж!
— Так говорят все девицы, утверждала моя кормилица Елена. И это верно. Во всяком случае, пока девочки еще очень молоды, почти дети. Как ты. Но я теперь твой опекун…
— Да? Звучит приятно.
— Я твой опекун постольку, поскольку я твой единственный родственник в Норвегии. И потом я намного тебя старше.
— Ха! На четыре года! И тебе вправду кажется, что это много?
— Достаточно много. Мой жизненный опыт высечен у меня на лице…
У Винги потемнели глаза:
— Опыт обращения с женщинами?
— Вовсе нет, — с горечью отрубил он. — В этих делах у меня вообще нет никакого опыта. Потому-то мне так трудно вести с тобой разговор на эту тему! И все равно: я, как твой опекун, должен проследить за тем, чтобы ты удачно вышла замуж. И чтобы ты досталась своему мужу неоскверненной.
— По-моему, ты говоришь глупости, — жалким голосом пропищала она.
— Вовсе не глупости! Если окажется, что ты не чиста, поднимется страшный шум! Винга фыркнула:
— Все это ерунда. Ерунда потому, что я не хочу, чтобы меня кому-то передали. А потом я вообще не понимаю, о чем ты говоришь! Что это за невинность такая, о которой ты тут болтаешь?
— Ну, Винга, ты и кокетка! Ты не можешь не понимать, о чем я говорю!
Винга притихла и посерьезнела:
— Я кое-что знаю, кое о чем подозреваю, но никто мне об этом не говорил.
Повозка медленно тащилась по мокрой от дождя дороге.
Хейке засмеялся:
— И почему это именно мне выпала такая доля рассказать тебе обо всем этом? Мне, который сам ни разу в жизни этого не испытал.
В Винге снова пробудилось любопытство:
— Не испытал чего?
— Именно это я и должен тебе объяснить. Но как, как?
Винге стало забавно. Хейке так откровенно мучился.
— Слушай, может ты просто будешь держаться подальше от мужиков?
— Нет, такого объяснения недостаточно, — бессердечно возразила девушка. — Хочешь, давай я расскажу тебе, что знаю, или думаю, что знаю!
Хейке заметно полегчало:
— Давай!
— Эта запретная и скандальная тема для разговоров…
— И в то же время это самое прекрасное, самое нежное, что только может произойти между двумя людьми.
— Знаешь, я видела, как один раз жеребец сделал это самое с кобылой. Тогда я в страхе помчалась прочь. Тогда я была мала и ничего не понимала. Между людьми происходит нечто подобное?
— Да, — полузадушенно выдавил Хейке. Ему трудно было оставаться серьезным: — Но люди ведут себя не совсем так, как лошади. Они лежат друг у друга в объятиях.
42 
