20 
Он вздрогнул, услышав рядом с собой голос:
— Значит, Вы тоже гуляете по вечерам, молодой человек?
Это был тихий, приятный голос, и он принадлежал даме, одетой в черное, которую он видел уже несколько раз.
— Извините, сударыня, — кланяясь, сказал он, — просто невозможно уйти от этого имения, оно такое красивое.
Она не без злорадства усмехнулась, словно понимая, от чего невозможно уйти — от имения или от Биргитты. Но ничего не сказала.
— Да, здесь красиво, — произнесла она мягким, чуть гортанным голосом. — Мне всегда здесь нравилось. И теперь над этим местом нависла опасность.
— Швеция сделает все, чтобы защитить своих подданных, Ваша Милость.
В ее прекрасных, хотя и не совсем юных глазах появилось мечтательное выражение.
— Опасность не всегда приходит извне, сударь.
Они стояли у ворот, она не приглашала его войти. Сумерки сгущались, все погружалось в темноту. Они ясно уже не различали лиц друг друга. Сумерки смыли возраст с ее лица, теперь оно казалось очень молодым и прекрасным. Сколько же ей было лет? Скорее всего, лет тридцать пять.
Внезапно она посмотрела ему в лицо.
— Собственно говоря, кто ты такой? Впрочем, я слышала, как ты представился Микаелом Линдом из рода Людей Льда. Но кто же ты?
Он. произнес растерянно:
— Я и сам этого не знаю… Безродный, скитающийся на чужбине глупец.
— Ты не глупец, — сухо заметила она. — Но остальное верно: ты запутался в жизни, Микаел.
— Да, я знаю. Но вообще-то я самый обыкновенный человек.
— Нет, — с неспешной улыбкой произнесла она. — Нет, Микаел, ты совершенно необычен. Мне хотелось бы узнать, из какого рода ты происходишь.
Он был явно смущен.
— Моя мать была немецкой дворянкой, Брейберг…
Она покачала головой.
— Нет, в Брейбергах не было ничего особенного.
— Особенного? — удивленно произнес он, — Зато в Людях Льда есть много особенностей, хотя я почти ничего не знаю о них…
Она одобрительно кивнула.
— Да, в тебе есть скрытые источники. Открой в себе эти источники, и ты обретешь покой.
Он спросил с осторожностью:
— Вы родственница Стейерхорнов?
— Нет, — не без вызова произнесла она. — это они мои родственники!
Микаел уловил тонкость.
— Значит, имение принадлежит Вам?
— Да. И я боюсь за свое имение, — добавила она как бы вскользь.
Она сложила на груди свои узкие ладони: в темноте они напоминали лилии на кресте.
— Поезжай домой, Микаел! Тебе не подходит эта жизнь, не подходит солдатская форма!
— Я знаю. Но где мой дом? Этого я не знаю.
Женщина долго и задумчиво смотрела на него.
— Думаю, я знаю, что с тобой происходит, Микаел. Ты чувствуешь, что кто-то ждет тебя, и это делает тебя таким беспомощным. Ты женат?
— Да. И у меня есть сын. Но я не знаю ни жену, ни сына.
Они стояли, погруженные в свои мысли, пока Микаел не начал замерзать на ветру.
— Нет, так мы замерзнем. Я, пожалуй, пойду дальше. Спасибо за приятную беседу.
— Тебе тоже спасибо, Микаел! И помни: не бери того, что лежит ближе всего!
Произнеся эти загадочные слова, она низко поклонилась ему и пошла к дому. Микаел долго смотрел ей вслед. Что она имела в виду?
С тяжелыми мыслями он вернулся к себе в казарму.
Что вызывает в человеке неодолимую радость и счастье при мысли о какой-то определенной персоне?
Речь не обязательно идет о влюбленности: это, скорее, восхищение тем, что есть нужный тебе человек.
Он встречал множество молодых девушек, оставаясь к ним равнодушным. Он был женат, и его брак был ни на что не похож. Но когда он встретил Биргитту фон Стейерхорн, в нем проснулись все его дремлющие чувства, вся его неясная тоска выкристаллизовалась в нечто конкретное.
Освободившись на следующий день от дежурства, он предпринял свою обычную прогулку — на этот раз бодро шагая в определенном направлении.
Погода оставалась такой же — равнина темнела в ожидании снега, который никак не выпадал.
Без всяких колебании он подошел к воротам имения и постучал.
Ему открыла сама Биргитта, радостная и оживленная. Она впустила его в ту же самую гостиную, заранее прогретую восковыми свечами, со смоляными светильниками на стенах. Он не отрывал глаз от ее тонкой, изящной фигурки, его переполняли неясные чувства. В груди он ощущал чудесное тепло, дыхание у него перехватывало.
20 
