19 
Они продолжали говорить, мать и отец, Бенедикта и старый Вильяр. Белинда же была настолько слабой, что все время проводила в своей комнате, не решаясь больше садиться со всеми за стол. Ванья пыталась прислушаться к их разговору, но в ушах ее звенели собственные противоречивые мысли.
Наконец ей позволили уйти. Упаковать вещи.
Тамлин сидел на краю стола. За последние полгода он стал ростом с нее.
– Что с тобой? – недружелюбно спросил он. – Мне кажется, что ты хнычешь?
– Я уезжаю, Тамлин, – всхлипнула она.
– Уезжаешь? – спросил он, и лицо его стало каменным.
Она кивнула, закрыв рукой лицо. Она с трудом могла говорить.
– Мне придется уехать к бабушке в Трондхейм. Ходить там в школу. Года два, может быть, больше! Я уезжаю завтра утром.
Он долго молчал. Наконец он произнес своим обычным издевательским тоном:
– Хорошо, значит, твоя кровать будет в моем распоряжении.
Вошла ее мать, и она поспешно вытерла слезы.
– Не нужно плакать, – огорченно произнесла мать. – Вот увидишь, тебе там будет хорошо. Нам и самим не хочется отправлять тебя туда, но ведь нужно что-то делать, чтобы ты не была такой апатичной, равнодушной и страшно бледной. Возможно, там у тебя появятся новые друзья, с которыми тебе будет лучше, чем со старыми, ведь ты явно избегаешь их.
Глотнув слюну, Ванья пробормотала что-то неразборчивое. Агнета помогла ей собрать вещи. Ванья нервничала, потому что Тамлин постоянно крутился под ногами, отскакивая лишь в последний момент, чтобы позлить ее.
– Ах, Ванья, разве я не говорила тебе, что не следует бросать на пол постельное белье? Почему ты до сих пор не убрала его?
– Я забыла… – пробормотала она и быстро убрала постель, на которой Тамлин спал последние месяцы.
В этот вечер они молчали – она и Тамлин. Когда он залез к ней в постель – впервые после того, как она прогнала его – она не стала противиться этому. Она теперь нуждалась в его близости.
Они лежали на спине рядом. Им не о чем было говорить, Тамлин не решался даже дразнить ее, хотя был не прочь сделать это.
Ванье показалось, что он изменился – чисто физически. Она не могла сказать точно, в чем состоят эти перемены, но у нее создавалось впечатление, что его демонические – или, вернее, звериные черты стали мягче. Лицо уже не имело зеленоватого, змеиного оттенка, черты стали больше напоминать человеческие, язык не был так раздвоен.
Хотя, возможно, она все это вбила себе в голову?
– Сними ночную рубашку, – наконец сказал он. Она застыла от его слов.
– Нет, ты не должен…
– Я не сделаю тебе ничего плохого, но я не хочу рисковать, а то ты еще проболтаешься. Разве я плохо вел себя последние месяцы, чертова шлюха?
– Ты хорошо вел себя.
Ей было теперь четырнадцать лет. Лежа в своей постели, она часто думала о Тамлине. Она тосковала по нему, ей хотелось попросить его снова залезть к ней в постель. Она знала, что он тоже хочет этого, она видела это по его взглядам, которые он бросал среди дня на ее тело. Но у них была договоренность, и он держал свое слово. В этот миг она опасалась своей собственной слабости.
– Сними ночную рубашку, а я сниму набедренную повязку, – сказал он. – Нам нужно прислониться друг к другу. Просто почувствовать друг друга, не больше.
Она не решилась показать ему свой страх. Не хотела разоблачать себя. Помедлив некоторое время, она села и сняла через голову рубашку. Дрожь пробегала по ее телу.
Он тут же стащил с себя набедренную повязку и швырнул ее на пол, где уже валялась ночная рубашка.
– Смотри, – сказал он. – Они обнялись там, на полу!
Она судорожно улыбнулась.
Они снова легли на спину, немного развернувшись друг к другу.
– А ты за последнее время развилась, – ухмыльнулся Тамлин. – Похорошела!
Она позволила ему прикоснуться к своей груди. Ей так хотелось этого! Высунув язык, он принялся лизать ее грудь, соски ее стали твердыми, в нижней части тела появилось какое-то сосущее ощущение.
– Тамлин, я не вынесу этого, – сказала она. – Отвернись, я лягу сзади тебя и мы уснем.
Некоторое время он лежал неподвижно, глядя на нее в темноте. Потом сделал то, о чем она просила его.
Он никогда не лежал рядом с ней обнаженным. Его спина касалась ее груди и живота, крылья его были сложены так, что их трудно было заметить. Она погладила его по костлявой груди, и ей показалось, что ему это нравится, потому что он поднял руку, чтобы ей было удобнее. При этом он злобно усмехнулся, но она, хорошо зная его, не обижалась.
19 
