очень нудно 
49 
Ванье было интересно, куда клонит Марко, рассказывая ей эту историю, но она воздерживалась от вопросов. Она была просто очарована звучанием его голоса, не могла наглядеться на его лицо.
Заметив ее восхищение им, Марко улыбнулся и продолжал:
– Йоханнес всегда боялся смерти и всего того, что имело к ней отношение. Несмотря на то, что ему было уже за шестьдесят, он ни разу не видел мертвеца, избегая этого всеми возможными средствами. В детстве он всегда на ночь молился Богу: «Господи, дай мне прожить две тысячи лет!» Почему именно две тысячи, он сам не знал, просто это число ему нравилось.
Он не хотел умирать, не хотел думать о том дне, когда это должно будет с ним произойти, и ненавидел тех, кто говорил ему, что он начинает стареть. Тем не менее, он иногда просыпался среди ночи, в холодном поту, в глубоком отчаянии, думая о своей смерти. И, подобно многим другим, он стал искать в религии бегство от страха смерти. Сознание того, что он может продолжать жить и после смерти, давало ему ложное утешение, называемое им самим христианством, хотя сам он не имел ни малейшего представления о том, что такое вера.
И вот теперь, на горном перевале, он понял, что сбился с пути. Ноги отказывались идти, лицо и руки были обморожены. «Господи, – умолял он, хотя вообще-то молился редко. – Дай мне снова увидеть моих близких!»
Он вставал и падал, увязая в сугробах. И, совершенно выбившись из сил, упал ничком и остался лежать, уткнувшись лицом в снег.
– Он умер? – вырвалось у Ваньи, которая теперь была захвачена этой историей.
– Подожди, – сказал Марко. – Йоханнес собрал последние силы. «Нет, нет, – думал он. – Я не должен сдаваться!..» И, превозмогая усталость, он поднял голову…
Было ли это видением? Он не отличал больше сна от яви. Что-то светящееся показалось над перевалом и быстро приблизилось к нему, не производя никаких звуков, и замерло у него над головой. От ослепительно яркого света он вынужден был закрыть глаза.
Тем не менее, он видел краем глаза, что светящийся предмет опустился и погас. Теперь глаза его могли отдохнуть в темноте. Будучи наполовину без сознания, он услышал шаги на снегу и почувствовал, как чьи-то руки осторожно поднимают его.
«Господи, не дай мне умереть», – еле слышно произносили его замерзшие губы.
Его понесли куда-то, но он был слишком слаб, чтобы осознавать происходящее. Холод исчез, ему стало очень тепло, и он потерял сознание.
Ванья сидела и слушала с таким интересом, что у нее даже рот приоткрылся.
– И кто же это приходил к нему? – спросила она. – Такого ведь не бывает на самом деле? Таких светящихся предметов…
– Бывает, – с мягкой улыбкой ответил Марко. – Некоторые люди видят подобные вещи, хотя сами в это не верят.
– История ведь на этом не заканчивается?
– Нет, – ответил он, – но ты же сама прервала меня!
– Извини! – с улыбкой сказала она, усаживаясь поудобнее. – Продолжай!
Ей ни с кем никогда не было так хорошо и спокойно, как с братом своего отца. Поэтому она снова прервала его, спросив:
– Могу я узнать кое-что о моем отце? Никто не хочет говорить о нем.
Удивительно красивое лицо Марко сразу омрачилось.
– Ульвару было трудно жить, – сказал он, – потому что он сам создавал себе трудности. Ты же знаешь, что он был меченым, так что не мог избежать… злых поступков. Вся родня искренне пыталась помочь ему, несмотря на то, что он бывал со всеми просто бесчеловечным. Но я был единственным, кто действительно любил его.
Ванья дотронулась рукой до его руки и прошептала со слезами на глазах:
– Спасибо. А теперь я готова слушать историю Йоханнеса.
– Хорошо, но теперь речь пойдет о его жене Гунвор. Однажды она увидела, как на пороге кухни появился какой-то мужчина.
«Йоханнес, Йоханнес, неужели это действительно ты? – воскликнула она. – Но где же ты пропадал так долго?»
Растерянно озираясь по сторонам, он ответил: «Я не знаю. Где была пурга…»
Гунвор заплакала, прижала его к себе. «А мы думали, что ты умер! Ты исчез в пургу два месяца назад. Мы искали повсюду, полиция и все мужчины…»
И тут у нее закрались подозрения. «А ты, случайно, не провел это время с другой женщиной?»
«Нет, нет, – ответил он по-прежнему отрешенно. – Я ничего не помню. Внезапно я оказался здесь, на равнине, снег перестал…»
49 
