очень нудно 
50 
«Ты говоришь, что ничего не помнишь, Йоханнес? Но ты должен что-то помнить. Ты отсутствовал целых два месяца!»
Он пристально всматривался в отдаленную тьму своего сознания.
«Я запрограммирован», – с трудом выговорил он.
«Запрограммирован? Что это еще за словечко?»
«Вы обречены на гибель. А мой мозг… запрограммирован… пока не придут другие…»
«Кто не придет? Йоханнес, ты такой странный!»
«У них есть ключ. Я зависим от них…»
«О, Господи, помоги нам! Думаю, ты сошел с ума, Йоханнес!»
Он взял себя в руки. Он был человеком бесхитростным, как говорится, не хватал звезд с неба, поэтому все теперь казалось ему слишком запутанным. «Нет, я видел это во сне. И теперь я проснулся».
Где был Йоханнес эти два месяца, так и осталось для всех загадкой. И постепенно все забыли о его исчезновении.
Только через год у него появилось предчувствие, что с ним что-то случилось. Рухнули строительные леса и накрыли троих рабочих, среди которых был Йоханнес. Он тоже должен был погибнуть, как двое других, но отделался лишь ссадинами. У него не было ни одного перелома. «Из чего же ты сделан? – спросил его врач. – Из железа?»
Шли годы. Он попал в автомобильную аварию. И вышел из нее невредимым. «Можно подумать, что я бессмертен», – в шутку сказал он.
Гунвор стала уже ворчливой старухой, но сам он почти не переменился. Однажды он упал с пятиметровой высоты и ничего не повредил себе. «Неужели я бессмертен?» – подумал он в приливе радости. Он стал специально подвергать себя риску – и всегда оставался цел и невредим.
Потом умерла Гунвор. Йоханнес остался в горестном одиночестве. Дети разъехались, внуки женились и наплодили правнуков, которых он редко видел.
Он же по-прежнему оставался крепким мужчиной и вторично женился через несколько лет на энергичной пятидесятилетней женщине.
Один за другим умирали его друзья. Потом он проводил в последний путь своего старшего сына. Это оставило в его душе незаживающую рану.
О нем писали в газетах. Был помещен снимок представителей пяти поколений. Он был самым моложавым прапрадедушкой, каких только когда-либо знали. Но он не особенно радовался этому.
Через несколько лет все его дети умерли, внуки превратились в седых стариков.
Он часто думал о тех двух месяцах, которые он провел неизвестно где. Что же произошло с ним той ночью на горном перевале? Кто спас его от смерти в снегу? Он никогда никому не рассказывал о ярком сиянии и о приближающихся к нему шагах. Йоханнесу не нравилось, когда над ним смеялись, у него от этого падало настроение. Поэтому он и молчал.
«Неужели это возможно? – думал он, – Неужели я бессмертен? Это просто фантастика! Неужели я смогу избежать смерти? Неужели у меня будет возможность наблюдать за развитием мира?»
Но одной ли смерти больше всего боится человек? Не пугает ли его больше всего на свете перспектива потерять своих близких?
Ванья ничего не ответила на это, положение ее было сложным из-за ситуации с Тамлином. И Марко понял причину ее молчания: ее пугали оба аспекта смерти.
Йоханнес больше не думал о том, что он в каком– то смысле запрограммирован. Все это казалось ему теперь туманным сном. И он не задумывался над смыслом непонятных ему слов, время от времени всплывавших в его памяти. Он ведь был, как я уже говорил, простым человеком, бесхитростным.
Имя его стало постепенно сенсационным.
Со своей новой женой он прожил почти тридцать лет. Но вот она умерла, и снова он ощутил горечь одиночества. Иногда он встречался со своими правнуками и своим единственным праправнуком. Но все те, с кем он имел что-то общее, уже умерли, и его раздражали все эти зеленые юнцы, совершенно не похожие на него и вбившие себе в голову какие-то вздорные идеи.
Умерли его правнуки. А его единственный праправнук так и не женился.
Его род умер, он остался совершенно один. Ему захотелось снова жениться, снова иметь детей, но ни одна молодая женщина не желала выходить за него. Он выглядел уже не таким моложавым. Кожа у него стала морщинистой, суставы потеряли гибкость. Одиночество его стало безмерным. Ничто его больше не радовало, нигде он не находил себе места. Он по-прежнему жил в своем доме, сам обслуживал себя и не предъявлял слишком высоких требований к условиям жизни. Но между ним и окружающими его миром была пропасть. Его награждали медалями и чествовали по праздникам, писали о нем и фотографировали его, словно какую-то обезьяну, сидящую в клетке, а в остальных случаях попросту о нем забывали. Он понимал, что неприветлив с людьми, но ему просто не хотелось иметь с ними дела.
50 
