очень нудно 
123 
Вошёл человек средних лет, сухощавый, бородка клинышком, пенсне. Доктор — вспомнил Роман Григорьевич. Кикиморка хотела шарахнуться под стол, но передумала и продолжила своё чёрное дело.
— Ну, как, Роман Григорьевич, очнулись? — нарочито-бодрым, «докторским» голосом спросил вошедший.
Ивенский поморщился — становиться объектом внимания врачебного сословия он не любил. Уточнил холодно:
— Проснулся.
Потом решил, что должен быть благодарен этому человеку за участие в судьбе Удальцева с Листуновым — ведь до сих пор не уехал, не бросил несчастных. Спросил другим тоном, улыбнувшись:
— А как ваше имя, господин доктор? Вы меня уже знаете, а я вас — не имею чести…
— Золин Павел Трофимович, земский врач, — отрекомендовался тот.
Роман Григорьевич сказал, что ему очень приятно, и почти не соврал. Мало ли на свете однофамильцев? Нельзя же ко всем относиться предвзято.
— Павел Тимофеевич, скажите пожалуйста, каково положение моих подчинённых? Что с ними, скоро ли мы сможем продолжить путь?
Тот сокрушенно покачал головой.
— Боюсь, нескоро. У обоих общее переохлаждение организма осложнилось бронхитом. Да и сами вы, Роман Григорьевич, вряд ли сможете подняться в ближайшее время.
— Я? — очень удивился тот. — Отчего же? Я-то совершенно здоров!
— Здоровы, — согласился тот. — Решительно никаких признаков болезни я у вас не вижу. Не считая того, что вы двое суток лежали без чувств, и в некоторые моменты я всерьёз опасался за вашу жизнь.
Двое суток? Вот это новость!
— То-то я такой голодный! — вскричал Роман Григорьевич, не найдя, чего бы сказать поумнее.
Заботами доктора, ему тут же принесли какую-то невразумительную размазню — якобы, голодавшему ничего другого нельзя. Ну, спасибо и на том. Покончив с едой, решил удовлетворить потребность иного рода, для чего кое-как выбрел во двор, вернулся обратно, и понял, что к более продолжительным путешествиям пока в самом деле не готов.
Доктор Золин, сперва настойчиво убеждавший его, что можно обойтись и без прогулки («Прислуга принесёт поганое ведро»), а потом с тревогой следивший за его перемещениями, сразу по возвращении заставил Романа Григорьевича снова улечься на диван и выпить горячего красного вина. Впрочем, заставлять особо не пришлось — он и сам не возражал.
От вина (оказавшегося, к слову, кислющим) сделалось тепло и приятно, гадкая дрожь, что успела завестись в теле по дороге к надворной, скажем так, постройке, полностью прекратилась, Роману Григорьевичу снова стало хорошо.
Вот ведь незадача! Пока лежишь — чувствуешь себя бодрым и свежим — горы готов свернуть. Стоит подняться — живой труп, да и только! С чего бы это?
«Должно быть, от колдовства, — определил для себя Ивенский. — Слишком много пришлось перевёртываться, вот и утомился с непривычки, и разладилось что-то в организме. Эх, как бы это поскорее исправить? — полубеспомощное состояние раздражало его до крайности. — Интересно, а не поможет ли в том живая вода? А может, она и простуду лечит?» — пришла идея.
Вообще-то, расходовать скромный запасец живой воды на себя они изначально не собирались — хотели приберечь на случай, если спасаемую царевну всё-таки пришибёт обломком кощееева замка. Возвращать-то её, как ни крути, нужно в живом виде, иначе всё предприятие теряет смысл.
С другой стороны, не сидеть же им до конца времён (каковой может наступить в самое ближайшее время) в этом дешёвом заведении и ждать, когда приятный доктор с неприятной фамилией исцелит господ сыскных от бронхита? Неважно, что оно, заведение это, считалось самым дорогим в округе — Роман Григорьевич привык к другим условиям и другому обслуживанию; причём обстановка комнаты, бедная, но с глупой претензией на роскошь тяготила его куда больше, чем холодная уборная и дрянная еда. Ещё внушало беспокойство состояние подчинённых — они постоянно спали и даже не просили есть. И самое главное — очень тревожила мысль об отце: не сообщили бы ему со службы, что единственный сын пропал без вести…
В общем, он почтирешился на эксперимент.
Почему «почти»? Да потому что осторожничал, боялся потратить воду даром. Хотелось прежде выяснить хоть что-то об её действии. И единственный, кто мог ему в этом помочь, был доктор Золин.
— Павел Тимофеевич, — вкрадчиво начал Ивенский, когда тот заглянул проверить, лежит его пациент, как предписано, или опять куда-то побрёл, — позвольте полюбопытствовать. Давно хотел узнать, но никак не доводилось пообщаться с человеком вашей профессии… Не случалось ли вам использовать в своей практике живую воду?
123 
