— Благодарю вас, Ваше Величество, — прошептал Антуан, опускаясь на табурет, в то время как кавалер встал у дверей в гостиную. — Доброта Вашего Величества смущает меня, ведь я пришел не вовремя и досаждаю вам...
— Не извиняйтесь! Вот уже три или четыре дня я жду вашего возвращения. Я надеялась, что, как только вы получите мое письмо, вы сразу же отправитесь в путь.
— Так письмо было от Вашего Величества? Но...
— Да, оно без подписи, сознаюсь вам. Я писала его не без предосторожностей. Думаю, король не одобрил бы того, что я взяла на себя ответственность за ваше возвращение во Францию... Впрочем, он сам должен был бы вас вызвать. Вы не встретили его курьера?
— Нет, мадам. Но мне до сих пор не верится тому, о чем я прочитал в письме!
— Я так вас понимаю! Ужасная история! Такое и вообразить себе невозможно! — добавила она, содрогнувшись так натурально, что на груди у нее звякнуло ожерелье.
— Неужели все, что вы мне написали, правда? Неужели в брачную ночь мой отец был убит своей молодой супругой?
— Вы в самом деле переутомились, де Сарранс. Я же вам только что сказала, что сама продиктовала это письмо. Неужели вы смеете сомневаться в моих словах? Боюсь, что вы вынудите меня сожалеть о том, что я...
Голос королевы стал сухим, губы поджались. Если суждение Ее Величества не принималось как евангельская истина, королева приходила в ярость.
— Спаси меня, Господь! Я ни в чем не сомневаюсь, — поспешил уверить ее Антуан. — Но умоляю вас о милости рассказать мне, как все произошло.
— Расскажу с охотой: поутру, после брачной ночи, тело вашего отца обнаружили на лестнице его особняка, где он лежал, залитый кровью. Эта девица перерезала ему горло, прежде чем убежать.
— Убежать? Но куда же она убежала?
— Мы узнаем это, если нам удастся ее отыскать. А что она могла еще сделать, кроме как спастись бегством? Сидеть и спокойно ждать в брачных покоях, когда придут ее арестовать?
Картина, которую нарисовала королева, была так ужасна своей неприкрытой жестокостью, что Антуан отказывался ее принять. Чтобы удивительная девушка, о которой он не переставал мечтать, оказалась способной варварски убить только что обвенчанного с нею супруга? Все восставало в нем против этой мысли...
— Но, возможно, виновна не она? — отважился он предположить. — Убийца мог ее похитить, желая ею завладеть... Ведь она такая красавица!
Худшее, что мог сделать Антуан, это упомянуть о красоте Лоренцы. Королева вспыхнула от гнева.
— Да вы, кажется, защищаете ее?! А ведь она убила вашего отца! Какой стыд! Позор! И если я, ваша королева, утверждаю, что она убийца, вы осмеливаетесь опровергать мои слова?! Тогда я должна вам напомнить, что ее предыдущий жених был тоже убит, правда, накануне свадьбы!
— Но не ее же рукой...
— Но, вполне возможно, за ее деньги. Во Флоренции нетрудно найти наемного убийцу... В Париже, впрочем, тоже. И раз вы требуете, чтобы были расставлены все точки над «1», я скажу вам, что ее вина несомненна. Есть свидетель, и этот свидетель здесь.
Королева дернула сонетку, и перед ней мгновенно появился слуга, которому она приказала привести в ее покои донну Гонорию Даванцатти.
— Ее родственницу? — переспросил Антуан. — Она находилась с нею?
— Само собой разумеется, — высокомерно подтвердила королева. — Ваш отец охотно принял достойную женщину в свой дом, чтобы она наблюдала в нем за хозяйством, к чему эта молодая дурочка явно была неспособна. Она все видела, говорю вам! Впрочем, вот и она!
Гонория вошла, едва передвигая ноги, ее поддерживала мадам Элеонора Кончини, на этот раз не скрывая лицо вуалью. Гонория была в глубоком трауре, лицо ее было еще желтее, чем обычно, она беспрестанно моргала, мяла свободной рукой носовой платок и то и дело подносила его к дрожащим губам.
— Подайте стул донне Гонории, — властно распорядилась королева и тут же смягчившимся голосом пригласила: — Садитесь, моя хорошая. Поверьте, что я в отчаянии, подвергая вас новым страданиям, но что поделаешь? Представляю вам маркиза Антуана де Сарранса, сына несчастной жертвы. Он желал бы из ваших уст услышать то, что вы доверили сначала донне Леоноре, а потом мне...
— О-о, это было ужасно! Я прекрасно знала, как высокомерна, жестокосердна и безжалостна эта девушка, но чтобы она совершила такое... Я думала, что умру...
— Но вы ведь даже не были знакомы с моим отцом, — произнес Антуан, не в силах избавиться от ощущения, что скорбь Гонории несколько театральна и явно преувеличена. — Его смерть, пусть даже самая ужасная, не могла стать для вас таким безысходным горем.