очень нудно 
90 
Фонарь-налобник продолжал гореть. Макар стоял в узкой длинной комнате. Грунт, в которой ее прорыли, был слежавшимся, тяжелым, глинистым. И сейчас еще в стенах кое-где виднелись края больших камней, оставшихся внутри. Макар увидел стол, полки и широкую лавку, которая служила и постелью. Все они были сделаны из того же темного дуба, что и дверь. На стене висел небольшой, сильно пострадавший от плесени ковер с вытканными на нем семью нерпями. На каждой нерпибыло что-то уникальное: рука со скипетром, сокол, кабанья голова, гепард. «Ага! Скипетру Кавалерии! Сокол – у Суповны. Кабанья голова, дающая неуязвимость, вроде кто-то говорил, у Тилля», – сообразил Макар. Правда, были среди фигурок и три непонятные: нетопырь, седлои череп со стрелой в зубах. Видимо, они тоже давали какие-то дары, но какие – Макар понятия не имел.
Луч фонаря продолжал обшаривать комнату. Широкой ладонью коснулся стола, заблудился под лавкой, как в клетке, заметался в ячейках пустых полок и уперся в две нижние, беспорядочно заставленные самыми разными предметами. Понимая, что отколотая закладка со стрекозойможет оказаться среди них, Макар приблизился к полкам. Большая часть предметов не относилась ко временам первошныров. Макар понятия не имел, какую ценность могут иметь велосипедный звонок, пустая баночка из-под йогурта, оторванная сапожная подметка или детская погремушка в форме клоуна. Самым необычным, пожалуй, был старинный пистолет, массивный курок которого был выкован в форме виноградной лозы, обвившейся вокруг кости.
Отколотую закладку Макар нашел почти сразу. Она лежала на пустой полке, находившейся над двумя заваленными. Кроме нее, на полке была высохшая ромашка. Она сильно свешивалась с полки, и только придавившая ножку закладка мешала ей упасть. Сентиментальностью Макар не отличался и к засохшим цветочкам был равнодушен. Отбросив ромашку, он схватил камень, повертел его в руках и, дождавшись, пока закладка оживет слабой вспышкой, убедился, что внутри стрекозиные крылья.
«Есть! Нашел!»
Он уже опустил закладку в карман, когда что-то привлекло его внимание. Высохшая ромашка, лежавшая под ногами, прерывисто сияла. Лившийся от нее свет был таким ярким, что луч фонаря Макара сразу потускнел. Макар никогда не жаловался на память. Вот и сейчас он запоздало вспомнил, что такие же сухие ромашки видел однажды в кабинете у Кавалерии. А что, если и они сейчас тоже сияют, отзываясь полыханию этого цветка и заливая светом весь кабинет, а возможно, и этаж, потому что там-то ромашек много? «Шныровская сигнализация! А, чтоб вас всех! Не доверяете! Меры приняли!» Бросившись к ромашке, Макар принялся яростно топтать ее и топтал, пока цветок не рассыпался и не погас. Потом метнулся к двери и прошел сквозь нее тем же способом, как и в прошлый раз. Держа руки с закладкой вытянутыми, он попытался взбежать по лестнице. Бесполезно! Несся, летел, задыхался, но не сумел подняться даже на первую ступеньку. Лишь усталость принесла ему ум. Обессилев, Макар остановился, понимая, что никуда отсюда не денется. Попался! Воображение услужливо нарисовало ему картину, как его попалят с ворованной закладкой. Гуманист Ул с гуманистом Максом поволокут его отсюда за шкирман, пока третий великий гуманист, Кузепыч, будет поджидать его наверху, постукивая по ладони бейсбольной битой.
Отчаяние захлестнуло Макара. Все кончено! И из ШНыра вылетит, и крыльев стрекозыне добыл, а уж берсерки сумеют отблагодарить, потому что их закладку он тоже потеряет. Взять бы сейчас да и сдохнуть! Вся жизнь Макара в ШНыре пронеслась перед ним как уже свершившаяся. А ведь тут было хорошо! А пегасня! А нырок! А двушка! А Гроза, которую он обожал всю целиком, от копыт до смешных, старушечьих волосков на верхней губе. Этими усиками она щекотала ему шею, выпрашивая сахар и сухари. Еще он вспомнил про Икара. Вот у Икара постоянно зудит культяпка его крыла, и никто, кроме Макара, почему-то не догадывается об этом. Или, может, догадываются, но слишком заняты, чтобы заниматься такой ерундой. Макар так ясно представил, как Икар вытягивает морду, как оттопыривает нижнюю губу, как в два приема заваливается на бок, чтобы удобнее было чесать ему культяпку, что даже протянул руку в пустоту, пытаясь погладить воздух.
Опомнившись, что никакого Икара в подвале нет и быть не может, Макар обреченно опустился на ступеньку, опустил голову и… неожиданно понял, что это та самая ступенька, которая прежде упорно его не пускала! Торопливо он пересел на следующую ступеньку, подтянул ноги. Получилось! Он уже на второй! Еще рывок! На третьей! Возможно, лестница пропустила бы его и так, потому что дело было явно не в том, что он поднимался карманами вперед, но Макар из осторожности не менял способа и на все восемь ступенек вскарабкался тем же рачьим способом.
90 
