22 
Ему нравились ее волосы, обрамлявшие лицо, всего чуть-чуть не доходя до плеч. В них можно было бы запустить руки; они, наверное, мягкие, как ее ладонь, которую он упорно брал в свою, пусть она и неохотно ее протягивала. И у волос был такой же нежный аромат.
И кожа у нее, должно быть, такая же нежная, особенно на шее, под этой массой светлых волос. Ему вдруг безумно захотелось прикоснуться к ее коже, легонько провести по ней пальцами и насладиться ее трепетом.
Утки прекратили свою болтовню, едва были съедены остатки хлеба. Некоторые из них еще с минуту поплавали у берега в надежде на угощение, затем, убедившись, что оно закончилось, уплыли прочь. Внезапно наступившую тишину нарушили пение ночной птицы и торопливый хруст веток: это кролик шмыгнул в кусты.
—Здесь замечательно, — произнесла Джоанна, поднимаясь и стряхивая с рук остатки хлебных крошек. — Я понимаю, почему вам так нравится этот уголок.
—Я хочу, чтобы вы сюда вернулись.
Он сказал это очень просто, поэтому эти слова не должны были означать что-то еще. Джоанна не отстранилась, сделай она так, она выдала бы себя. Если сердце станет биться быстрее, решила она, ей удастся это скрыть. Она напомнила самой себе, что в лунном свете некоторые вещи видятся совсем иначе, чем днем.
—У нас было пари. Я проиграла. — Она говорила нарочито равнодушно, в глубине души понимая, что равнодушие в ее голосе напускное. — Но с сегодняшнего вечера мы в расчете.
—Это не имеет отношения к пари и прочим играм. — Он коснулся ее волос, именно так, как ему хотелось. — Я хочу, чтобы вы сюда вернулись.
Она понимала, что следует проигнорировать, с самого начала вырвать с корнем то, что способно расцвести пышным цветом. Это было гораздо труднее, чем ничего незначащим тоном произнести отказ, наклеив на лицо прохладно-вежливую улыбку. Она смотрела на него, смотрела не отрываясь, и не придумала иного ответа, чем произнести:
—Почему?
Он чуть скривился. Джоанна наблюдала, как эта странная улыбка расползается у него по лицу, сдвигая острые углы, вызывая игру света и теней.
—Если бы я знал. Но думаю, если вы снова приедете, у нас обоих будет ответ на ваш вопрос. Впрочем, почему бы нам сейчас не решить один из них?
Он нагнулся к ней. Она заранее уговаривала себя, будто не хочет, чтобы ее целовали. Ей бы это не понравилось. Она была не из тех, кто выставляет чувства напоказ, и поцелуй для нее был не просто соприкосновением губ. Несмотря на то что ее детство прошло в таком кругу, где поцелуй был чем-то вроде рукопожатия и чаще всего ни к чему не обязывал, для нее это было очень личным, означавшим теплоту, привязанность, доверие.
Она обещала себе, что поцелуев не будет. Но это было до лунного сияния и пения птиц. До того, как он прикоснулся к ней.
Она смотрела настороженно. Он заметил это даже после того, как совсем легонько коснулся ее губ. Ему хотелось, чтобы это был легкий, обычный поцелуй, едва ли значивший больше, чем предложение дружбы. Но Джоанна была такой неприступной, такой милой и так упорно оставалась настороже, что он все-таки не смог устоять.
Легкий, дружеский поцелуй. Именно так и ничего более. Это было до того, как он попробовал ее на вкус.
Сэм отстранился, не будучи уверенным, что сможет устоять на ногах. Он не был готов ни к самому настигшему его чувству, ни к тому, с какой силой оно нахлынуло. Рядом тихонько плескалась вода; он не мигая смотрел в ее освещенное лунным светом лицо. Он прикоснулся
к ее щеке там, где играл блик, — она не шевельнулась. Он никак не мог знать о том, что и она испытала всепоглощающее чувство, лишившее ее возможности сдвинуться с места.
Он снова прикоснулся к ней, запустив пальцы ей в волосы и набрав их в пригоршню. Она и тогда не пошевелилась. Однако когда он вновь прикоснулся к ее губам, — почувствовал ответную страсть.
Она не хотела, чтобы все случилось именно так. По ее телу пробежала волна желания. Он провел губами вдоль ее подбородка, потом по всему лицу, заставляя ее трепетать, однако она не сдавалась — до тех пор, пока их губы не соприкоснулись снова.
Сильнейшее желание, о котором она прежде и не подозревала... мечта, которую она не подпускала к себе в предрассветные часы... и это все был он! Где бы он ни коснулся ее, он не спешил убирать руки, как будто никак не мог насытиться. Потерявшись в первой волне нахлынувшего блаженства, она прижалась к нему.
Да, он никак не мог насытиться. Он запрокинул ей голову, целуя все настойчивее. Она была такой же, как эта ночь, загадочная и таинственная. Тонкая шелковая ткань блузки под ее жакетом дразнила его так, что в конце концов он вынужден был с трудом подавить внезапное желание сорвать с нее одежду. Он хотел ее всю, без остатка. Здесь, в высокой мокрой траве, он хотел раскрыть ее тайны и сделать их своими.
22 
