очень нудно 
168 
— Маркиз — человек таких великих достоинств, что мы не будем обращать внимание на такие мелочи, верно?
Гийом III де Монферра скончался на следующее утро, на восходе солнца, в то самое время, когда во вражеском лагере муэдзин, взобравшись на пригорок, сзывал воинов Аллаха на молитву.
— Сегодня ночью мы воздадим ему почести и вверим Господу, — объявил Конрад.
Затем, внезапно повернувшись к Тибо, занявшему свое обычное место рядом с Балианом, и устремив на него орлиный взор, добавил:
— Я не забуду!
Осада Тира продлилась недолго. Рассчитывая на египетский флот, который должен был обложить порт с моря и помешать кораблям франков оттуда выйти, Саладин разместил на перешейке три или четыре осадные машины, камнеметы и катапульты, но полоска земли была такой узкой, что развернуться было негде. Тем более что снаряды, перелетавшие через барбаканы, попадали только в одну небольшую часть города и больших разрушений не производили. Блокада представлялась более действенной даже при том, что Тир, богатый и обладавший большими запасами, мог продержаться долго. Вот только настала ненастная пора, и мысль о том, что придется провести холодное время года на этом клочке земли, султана нисколько не прельщала, а еще того менее — его эмиров, которым очень хотелось, наконец, насладиться плодами своих побед. Для мусульман так же, как и для христиан служба у сюзерена не была постоянной. Точно так же, как прибывшие с Запада крестоносцы отбывали определенный срок службы, так и воины Аллаха были обязаны прослужить под зелеными знаменами лишь какое-то время. Конрад де Монферра взялся урегулировать сложившуюся ситуацию.
Мусульманских галер, окружавших Тир, было десять, и, как случается, когда кажется, что делать больше нечего, кроме как ждать, пока город сдастся, с наступлением темноты они охранялись плохо. В ночь на 30 декабря Монферра незаметно вывел из порта собственные суда, к которым присоединились две провансальские галеры. Для мусульман это стало полнейшей неожиданностью; пять их судов были взяты на абордаж и захвачены, другие пять при виде этого штурма ушли в открытое море, чтобы укрыться в Бейруте, но франкские моряки погнались за ними, и, когда уже почти нагнали противника, суда выбросились на берег, а их экипажи обратились в бегство.
Утром Саладин понял, что игра проиграна. Упорствуя, он мог навлечь на себя большую опасность, поскольку узнал от своих шпионов, что вот-вот должен был начаться крестовый поход под предводительством императора Фридриха Барбароссы. Он снял осаду и вернулся в Дамаск, сильно обозленный на маркиза де Монферра, с которым не так легко оказалось сладить... И вот тут его политическое чутье подсказало ему блестящую идею, основанную на странности судьбы, неизбежно заставлявшей франкских правителей воевать друг с другом... Он решил освободить Лузиньянов: короля Ги и коннетабля Амори, о чем неотступно просила его королева Сибилла, явившаяся из Тортозы, где она укрывалась под защитой тамплиеров. Ему следовало совершить этот поступок еще тогда, когда, после Хаттина, Ги помог ему овладеть Аскалоном и другими городами на подступах к Иерусалиму. Если он этого не сделал, то лишь потому, что на самом деле Ги, как всегда нерешительный и колеблющийся, толком не знал, куда ему идти, и, поскольку с ним хорошо обращались, пребывание в плену было ему не в тягость. Но теперь этот нелепый и слабый король представлялся султану пешкой, с помощью которой можно сделать удачный ход. Он освободил Ги вместе с его братом и еще несколькими пленными из его лагеря, подобающим образом их снарядив и взяв с них клятву, что они «уйдут за море», чтобы не испытывать больше искушения пойти на него с оружием в руках.
— У вас остается Тир, порт, который находится сейчас в руках сеньора де Монферра, — сказал он Ги. — Так что вам никто не помешает отплыть оттуда вместе с королевой, вашей прекрасной супругой...
«Король» пообещал Саладину все, чего тому хотелось, и, может быть, сдержал бы слово, если бы не его жена и не его брат. Оба знали, что представляет собой древний финикийский город: неприступная крепость у бескрайних морских просторов. Почему бы не начать отвоевывать свои земли отсюда? Может быть, утрата Святых мест заставит, наконец, встряхнуться эгоистичных и бездеятельных государей Европы?
Они двигались в сторону побережья, и головы их были переполнены мечтами.
168 
