68 
Она прижалась к нему и обняла руками, не сдерживая рыданий.
— А, если ты не приедешь?
— Когда я даю обещание, то выполняю его.
— А война?
— Она не помешает мне.
— А если монахини не захотят меня принять?
— Это будет зависеть от твоего поведения. Если же ты сбежишь, то я никогда не смогу отыскать тебя.
— Я имею в виду, если они не захотят принять меня к себе сейчас! Тогда ты возьмешь меня с собой в твой дом, не так ли?
— Поживем — увидим, — произнес он неопределенно и попытался освободиться от ее объятий.
Она заметила холодность Ветле и отпустила его. Взгляд ее был похож на взгляд раненого зверя.
Однако монахини поняли и приняли ее к себе. Они пообещали направить ее на путь истинный. Для них было хорошо заполучить молодую девушку, способную помочь им помогать людям, пострадавшим от войны.
Ветле последний раз посмотрел на нее, когда закрывались решетчатые ворота. Она стояла, держась тонкими руками за прутья решетки, смотрела на него, и ее глаза были полны скорби и тоски.
Для него это был трудный момент. Неужели он, как и многие, поступил с ней несправедливо? Может быть, ему следовало взять ее с собой?
Но он вздрогнул при мысли о том, чтобы продолжать путь вместе с ней, и тем более привезти ее домой.
Когда он осознал, что фактически стыдится ее, ему до боли стало стыдно за самого себя.
Он наклонил голову и ушел от монастыря.
13
Западный фронт протянулся от бельгийского побережья до Вогезов на швейцарской границе. Шла окопная война, которой, казалось, никогда не будет конца. Чего только не приходилось терпеть солдатам с обеих сторон! Дождь, снег, холод. Промокшие насквозь и грязные окопы, крысы, дизентерия, десятки простудных болезней, раны, которые не желали залечиваться, страх смерти, тоска по дому…
Это была самая бесславная война во всей мировой истории. Здесь не раздавался барабанный бой, не развевались гордые знамена, здесь люди не падали смертью героев. Они просто умирали. Что чаще всего происходило медленно и болезненно и не от пули или штыка.
И сквозь этот ад должен был пробраться маленький Ветле из рода Людей Льда.
Правда, теперь уже не было поездов Красного Креста.
На следующий день после того, как Ханне ушла в монастырь, Ветле почувствовал, что мужество покидает его. Он попытался пройти через фронт, но его тут же прогнали. Конечно, где-то были неприкрытые промежутки в линии фронта, протянувшейся на многие сотни миль, но не здесь. До таких участков ему придется добираться много дней. Может быть, это у швейцарской границы? На то, чтобы добраться туда, уйдут его последние деньги, а как он будет выкручиваться потом? Ему же надо пройти всю Германию. Как попасть туда из Швейцарии?
Двинуться к бельгийскому побережью? А какое судно возьмет на борт завшивевшего мальчишку, и сколько мин кроется еще под водной поверхностью? Этот путь не менее опасен. Кроме того сейчас между Бельгией и Норвегией нет морского сообщения; его прервала война. Он застрял. Это истина.
Опустились голубые и холодные сумерки. Он с некоторой завистью подумал о Ханне, которая сидела сейчас в теплом монастыре. Было ли там по-настоящему тепло, он не уверен. Но во всяком случае у нее была еда и крыша над головой. Он же был голоден.
Доберется ли он до дому в полном здравии? Перед ним раскинулась синеватая равнина. За его спиной была продолжавшая тлеть деревня. Разрушенная огнем тяжелой артиллерии, сожженная и покинутая всеми.
На равнине кто-то показался. На фоне горизонта он увидел маленькую точку, которая быстро приближалась.
Человек. Высокий человек, одетый… в монашескую рясу?
Он не мог разглядеть этого точно, сумерки потемнели. Но человек шел необыкновенно быстро.
На голове капюшон, тело спрятано под длинным плащом. Сейчас так не одеваются.
Еще до того, как эта фигура подошла к нему, а направлялась она точно в его сторону, он уже знал, что это Странник во Тьме.
Спутник и друг Хейке. Загадка старины. Сейчас немного легче было разгадать этот ребус; Ветле о Страннике знал больше, чем кто-либо другой, даже больше, чем знал о нем Хейке. Это был его долг.
— Добро пожаловать, — сказал он, встав и глубоко поклонившись.
— У тебя проблемы с дальнейшим продвижением, насколько я понимаю, — прозвучал глубокий глухой голос.
68 
