175 
Василий, прижавшись к коленкам Рено, заплакал, а тот наклонился и взял его на руки. Неподдельное горе, которое переживал мальчуган, очень растрогало молодого человека, но он не был сторонником чувствительных сцен. Рено чмокнул его в лоб и поставил на ноги.
– Чего ревешь? Успокойся! Ты же видишь, что я жив. Это главное! А вот кто сообщил вам о моей смерти, ума не приложу.
Следом в кухне появился Пернон, но он владел собой лучше, чем маленький грек. Жиль смотрел на своего молодого хозяина с широкой улыбкой.
– Ну, вот и вы! Я ведь чувствовал, что вы живы! А малец никак не хотел мне верить. Хотя нам обоим тяжело досталась нежданная весть. Эй, Василий, больше реветь не будешь?
– Кто-нибудь скажет мне наконец, кто распустил этот дурацкий слух? – возмущенно настаивал Рено.
– Храмовники. Сейчас я вам расскажу все, что знаю, но сначала помогу вам помыться. На вас страшно смотреть, такой вы грязный, сир Рено! И, не сочтите за обиду, пахнет от вас совсем не розами.
Не прошло и пяти минут, как Жиль вытащил во дворик большой деревянный чан с отверстием и затычкой, наполнил его наполовину водой и усадил туда Рено. Затем вооружился большим куском зеленоватого мыла, пахнущего оливковым маслом, и принялся намыливать своего господина.
– Вспоминаю тот день, когда вы пришли в особняк барона де Куси. Вас тогда тоже мыли-отмывали, а Флора д’Эркри, пропащая душа, любовалась вами. Вы тогда были еще желторотым юнцом, но она сумела вас разглядеть. Что бы она сказала теперь!
– Хватит, Жиль! Расскажи лучше, что ты знаешь. Больше пользы будет!
– Сейчас расскажу. Ну, во-первых, имейте в виду, что сразу после вашего отъезда мессир де Жуанвиль потащил меня к королю, а король на вас очень гневался. И должен вам сказать, что святой-то он святой, но гнева его никому не пожелаю. Он не кричит, как кричал мессир Робер, он – само ледяное спокойствие, но гнев из ноздрей так и пышет.
– А что его так разгневало? Мой отъезд без его разрешения?
– Именно так. Он не выносит, когда нарушают его приказы. Но была и еще причина: он получил какое-то письмо. И письмо очень нехорошее.
– От кого?
– Неизвестно. Вместо подписи стояла какая-то закорючка, и, разумеется, без всякой печати. В письме говорилось, что вы устроили похищение дамы Санси, но беспокоиться нечего, так как вы просто задумали принудить ее выйти за вас замуж…
Мыло, которое Рено держал в руках, выскользнуло и шлепнулось прямо в горшок с ладанником, цветущим большими розовыми цветами.
– И король поверил, что я способен так жаждать брака с дамой де Валькроз, что прибегнул к таким диким средствам? А королева, она что, тоже поверила?
– Королева – не знаю, но Его Величество Людовик поверил.
– Интересно, с какой стати я до смерти захотел жениться на даме де Валькроз?
– Она невероятно богата, и если вы станете бароном де Валькроз, то будете настоящим сеньором, а не странствующим рыцарем без кола и двора. Не размахивайте, пожалуйста, руками. Я рассказываю, как дело было. Но должен вам сказать, что сир де Жуанвиль преотважно вас защищал, твердя, что вы неспособны на подобную низость. Тогда-то он и предложил позвать меня и расспросить относительно письма, которое вы получили ранним утром. Вы запретили мне о нем говорить, но не мог же я позволить, чтобы вас обвиняли в такой подлости! Я рассказал все, что знал.
– А я был бы настоящим подлецом, если стал бы тебя за это упрекать. И что же сказал король?
– Да ничего толком не сказал. Заявил, что нужно серьезно расследовать это дело, иначе до правды не доберешься… И еще сказал, что здесь, в восточных странах, все делается не так, как у нас.
– Как он, однако, добр! А погиб я когда?
– Дойдем и до этого. Позвольте-ка я окачу вас чистой водичкой!
Пернон рассказал, что Василий побежал за Рено в то несчастное утро и видел, как за Галилейскими воротами его господин встретился с каким-то незнакомцем. Тогда Василий заговорил с мальчишкой, почти что своим ровесником, который передал Рено письмо. Ребятишкам несложно найти общий язык, а Василий хотел узнать, как зовут того рыцаря, который вызвал к себе Рено.
– Само собой разумеется, – продолжал Пернон, – что впрямую спросить об этом мальчишку он не мог и ему понадобилось время, чтобы все выведать. Мальчишку звали Фомой, он сын рыбака по имени Никасий из нижнего города. Никасий давно уже снабжает рыбой главный здешний монастырь храмовников.
175 
