13 
Вся в холодном поту, она добралась до отделанного темными панелями кабинета с массивным письменным столом красного дерева – здесь велись почти все дела поместья. Дверь была приоткрыта, и внутри горела лампа. Она вошла в комнату и увидела отца, который стоял у стола.
Граф не был красивым мужчиной – его черты были чересчур крупными и грубыми, словно вылеплены скульптором, который слишком торопился, чтобы сделать глубокие линии, вышедшие из-под его резца, более благородными. Если бы в графе было хоть немного теплоты, остроумия или добродушия, может быть, его черты приобрели бы некую суровую привлекательность. Но, к несчастью, он был абсолютно сухим человеком, который, несмотря на все данные ему богом преимущества, считал жизнь горьким разочарованием. Он ни в чем не находил удовольствия, и уж тем более не в семье, которая для него была не более, чем общим бременем. Единственным одобрением, которое когда-либо выказывал Алине, была неохотная гордость ее красотой, которую так часто хвалили друзья и знакомые. Что касается ее мыслей, характера, надежд и страхов - о них он ничего не знал – его не заботило нечто столь не нематериальное. Он ясно дал понять, что единственное предназначение Алины – удачно выйти замуж.
Смотря ему в лицо, Алина удивлялась, как такое возможно, так мало чувствовать к человеку, который приходится ей отцом. Одной из множества причин, которые объединяли их с Маккенной, было то, что никто из них не знал, на что это похоже – иметь любящих родителей. Только благодаря миссис Фэйрклоз, они оба имели хотя бы какое-то представление о родительской любви.
Читая неприкрытую ненависть во взгляде отца, Алина отметила про себя, что именно так он всегда смотрел на Ливию. Бедняжка Ливия, которая не вовсе не по своей воле, была дочерью одного из любовников графини.
- Вы посылали за мной, отец, - сказала она невыразительно.
Свет лампы отбрасывал неровные тени на лицо графа Уэстклифа, когда он холодно оглядел ее. – В настоящий момент, - заметил он, - я как никогда раньше убежден, что дочери – это проклятье божье.
Лицо Алины осталось непроницаемым, хотя ее легкие внезапно сжались, и ей пришлось резко вдохнуть.
- Тебя видели с помощником конюха, - продолжал граф. - Вы целовались и обнимались, - он прервался, рот его скривился, прежде чем ему удалось взять себя в руки. – Похоже, кровь твоей матери наконец-то дала о себе знать. У нее тоже вкус к низшему сословию… хотя даже у нее достало ума забавляться с лакеем, а тебе, похоже, хватило конюшенных отбросов.
Эти слова наполнили Алину ненавистью, почти смертельной. Она хотела ударить отца прямо по его ухмыляющемуся лицу, уничтожить его, поразить его до глубины души… если она у него есть. Сосредоточив все внимание на небольшом квадрате отделки, Алина пыталась обуздать свои эмоции, пока не стала удивительно спокойной, так что лишь немного вздрогнула, когда отец протянул руку и сжал ее подбородок. Его пальцы безжалостно впились в мышцы ее лица.
- ОН забрал твою девственность? – рявкнул он.
Алина посмотрела прямо в его обсидиановые глаза. – Нет.
Она видела, что он ей не поверил. Грубая хватка на ее лице усилилась. – И если я вызову врача, чтобы обследовать тебя, он это подтвердит?
Алина даже не моргнула, только уставилась на него, молча бросая вызов. – Да. – Слово было похоже на шипение. – Но если бы это зависело от меня, от моей девственности давно ничего не осталось бы. Я открыто предлагала ее Маккенне – жаль только, что он не взял ее.
Граф отпустил ее и в бешенстве резко ударил ее ладонью по щеке. Лицо ее онемело от пощечины, а голова качнулась в сторону. Оглушенная, Алина прижала ладонь к распухающей щеке и уставилась на него, широко распахнув глаза.
Видимо, ее изумление и боль несколько успокоили графа. Глубоко вздохнув, он подошел к стулу и сел с величественной грацией. Его блестящий черный взгляд нашел ее. – Мальчишка уберется из поместья до завтра. – А ты убедишься, что он никогда не осмелится приближаться к тебе. Потому что, если он это сделает, я узнаю – и использую любые средства и все мое влияние, чтобы уничтожить его. Ты знаешь, что мне хватит сил и желания сделать это. Неважно, куда он отправится, я буду преследовать его и отыщу. И мне доставит огромнейшее удовольствие убедиться, что его жизни пришел жалкий и мучительный конец. Вряд ли он заслужил меньшее, за то, что замарал честь Марсдена.
13 
