Лёгкий, ненавязчивый романчик 
191 
- А неплохо устроилась…
- Выйдете! - Марта становится между этим человеком, чье лицо плывет и меняется, и Таннис.
Уходить он не спешит.
Приближается.
Ботинки его скрипят премерзко… и хрустит накрахмаленный манжет, который выглядывает из-под темного рукава. Почему-то Таннис очень четко видит и рукав, и этот манжет, и черный глаз запонки.
- Грент…
- Я, дорогая, соскучилась?
Отступать некуда и убежать не получится, а Грент отодвигает старуху и, вцепившись в волосы, дергает, запрокидывает голову. От него воняет одеколоном, а Таннис отвыкла от резких запахов… Кейрен их не любил… Кейрен в доме… и надо ему помочь, иначе…
- Какая-то ты бледненькая, - он легонько шлепнул по губам, и если бы не рука в волосах, Таннис упала бы. - Немощная… и вправду приболела? Это будет печально, если ты загнешься от болезни… нехорошо будет по отношению к старому другу… ты же не хочешь старого друга огорчить?
- Если вы не выйдете немедленно, я… - Марта вцепилась в рукав Грента.
Старуха в смешном платье из розовой парчи.
…в зверинце Кейрен показывал розовых фламинго, располневших и грязных, словно сшитых из перьевых лоскутов… и она похожа… толстый старый фламинго.
Мысли все-таки путаются, нелепые такие, самой смешно.
- Я Освальду пожалуюсь.
- Жалуйся, - бросил Грент, но руку разжал и толкнул в грудь, опрокидывая Таннис на кровать. - Но мы ведь оба знаем прекрасно, что ему не до того…
Он наклонился, дохнув в лицо табачной вонью, и вытер пальцы о ночную сорочку.
- Не надейся, детка, что я о тебе забыл.
- Осмелел, - буркнула Марта, когда Грент отступил к двери. Выйти он не вышел, прислонился к косяку, скрестив руки, и смотрел… - Ничего, и на него управа найдется…
Марта вытащила из шкафа свежую рубашку.
- Отвернись!
Грент сделал вид, что не слышит.
Плевать на него… забыть… и стянуть влажную, пропитавшуюся испариной ткань. Кожа мгновенно покрывается сыпью, и теплые салфетки, которыми Марта вытирает пот, не помогают. От них только холоднее.
Хорошо.
В голове проясняется. И злость тоже помогает… чай пить нельзя… но откажется - и Грент с преогромным удовольствием вольет этот чай в горло. Иначе надо, но…
- Кушай, деточка, - Марта помогает пересесть в кресло и заботливо набрасывает на плечи собственную шаль, некогда розовую, пуховую.
Пух вылинял. Цвет поблек. К растянутым ниткам приклеились крошки печенья. От шали воняло плесенью и сердечными каплями.
- Кушай, - Марта сунула в руки высокую миску. - Тебе надо…
…надо, чтобы были силы.
Ложку. И еще, вкус почти не ощущается, только то, что суп жирный и этот жир оседает на языке. Он покрывает нёбо, и само горло, и кажется, желудок тоже. Но Таннис послушно глотает.
Ложку за ложкой.
Закусывает кисловатым хлебом.
И старается не думать о Гренте, который следит… почему он?
Освальд обещал…
…нельзя верить. Не друг.
Не враг.
Кто?
- И печенье, печенье попробуй… а я тебе волосы расчешу… вот так… а то спутаются, обрезать придется… а жаль, мягкие какие…
Марта что-то еще лопотала о волосах и гребнях, о лентах, которые она любила, но собственные ее косы давно поредели… да и в ее ли годах о лентах думать… Таннис слушала, глядя в мутное зеркало, не видя в нем себя, но лишь Грента.
Не уходит.
Почему он не уходит? Не верит, что Таннис и вправду слаба?
- Он сволочь, - доверчиво сказала она Марте.
- Еще какая, - ответила та, не уточняя, кого именно Таннис имела в виду. И наклонилась, пытаясь поймать непослушный локон. - Мальчика я выпустила.
Что?
Таннис показалось, что она ослышалась.
…выпустила…
…старуха в розовых платьях, с круглым нарисованным личиком, на котором давным-давно прижилась виноватая улыбка.
- Сказала, чтобы уходил… он вернется за тобой.
Ушел.
И вернется.
И значит, все будет хорошо, если… нет, зачем Марте лгать?
- Ульне умирает, - она бросила быстрый взгляд на Грента, казалось, потерявшего всякий интерес к тому, что происходило в комнате. - Всем не до того… я знаю этот дом, девочка. Я очень хорошо знаю этот дом…
Она положила гребень перед Таннис.
- Освальд разозлится, - одними губами произнесла Таннис.
- Еще как. Он меня убьет. Он давно собирался, но Ульне ко мне привыкла… а он ее и вправду любит. Но Ульне не сегодня - завтра умрет.
191 
