Глава 33.

Кэри снились вороны. Черные-черные вороны с острыми перьями. Они кружили, заслоняя небо, и смеялись над Кэри.

- Кыш, кыш! - Кэри взмахивала руками-крыльями, но взлететь не могла.

Жарко.

И окно приоткрыто, тянет сквозняком, но ей все равно очень жарко.

Брокк ушел.

Куда?

Голова раскалывается просто… и жажда мучит. Наверное, Кэри заболела… конечно, иначе отчего комната так кружится… стоять невыносимо тяжело. И она садится, вернее падает на кровать.

…ерунда какая, последний раз Кэри болела… давно болела.

- Ты проснулась? - Брокк явно всю ночь не спал.

Работал? Заработается он когда-нибудь. Глаза вон красные, воспаленные.

- Как ты себя чувствуешь? - холодная ладонь легла на лоб.

- Лучше.

- Голова кружится?

- Кружится, - согласилась Кэри. С ним легко соглашаться, и хорошо бы, чтобы он не уходил. И хмуриться перестал.

- Пить?

- Хочется.

- Кэри… послушай меня, пожалуйста. Тебе нельзя пить много. И нельзя пить воду.

- Почему?

…потому что болезнь эта очень странная. И внезапная. Несвоевременная, хотя вряд ли в принципе существуют своевременные болезни. Но эта непонятная слабость, и боль в висках, собственный пульс стучит быстро, мелко… мешает сосредоточиться.

- Что со мной?

- Ты заболела, но ничего серьезного…

…ложь. А прежде Брокк ей не лгал, и оттого вдруг становится страшно. Кэри пытается сжать пальцы, удержать его руку, но пальцы ее не слушаются. Они какие-то… чужие.

- Ты поправишься, - Брокк, наклоняясь, целует в лоб. - Обещаю, Кэри. Ты поправишься и очень скоро. Верь мне.

Ей хочется, но страх не позволяет. И страх заставляет просить:

- Не уходи.

- Я должен. Я скоро вернусь… обещаю, что скоро вернусь… ты и соскучиться не успеешь.

Брокка выдает голос, нервный, нарочито-ласковый…

- Все серьезно, да? - ей приходится отпустить руку.

- Все серьезно, - эхом отзывается он. - Ты меня простишь?

- За что?

- За то, что не уберег.

Рядом с ним страх отступает, и Кэри обнимает мужа, прижимаясь к плечу, от которого пахнет серебром… и еще канифолью. Кажется - бертелью, которой он стекло заваривает.

Всю ночь работал.

- Я должен был отправить тебя в Долину… или на край мира…

- И что бы я там делала одна? - улыбаться тяжело, она словно сама обманывает его этой улыбкой, на которую едва-едва хватает сил.

- Жила бы, - Брокк целует раскрытые ладони. - А теперь закрывай глаза…

- Ты расскажешь мне сказку?

- Обязательно. О чем?

- О драконах… ты начинал вчера, я помню… знаешь, я ночью вновь летала. Только у моего дракона были черные крылья… это не правильно. Чернота - для воронов…

- А какие крылья ты хочешь?

- Белые, - Кэри зевнула, неудержимо проваливаясь в сон.

Все-таки странная эта ее болезнь…

Белые крылья - у чаек. И Сверр, забравшись на парапет, руки раскрыл. На ладони его - куски хлеба, и чайки подлетают, кружат над Сверром, а хлеб не берут. Кэри сидит в тени, но даже в тени ее мучит жара. Шляпка из вареной соломки не спасает от солнца, и к вечеру нос снова обгорит.

…или руки.

Чешутся жутко, Кэри скребет их, оставляя на коже красные полосы. Наверняка, за них станут ругать, да и сама она понимает, что расчесывать руки некрасиво. Но зуд сильнее разума.

- Прекрати, - Сверр сбрасывает хлеб, и чайки, еще недавно не обращавшие на него внимания, сплетаются визгливым комом. - Ты ведешь себя как ребенок.

- Я и есть ребенок.

Здесь, во сне…

…они никогда не были на море, чтобы вдвоем. И сейчас он выглядит взрослым.

Белая рубашка. И белые волосы, стянутые в хвост. Лицо тоже белое, искаженное болью.

  192