Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
79 
От нервов, от переутомления.
И наверняка он тоже провел ночь без сна… если в этом кресле. В кресле спать неудобно.
Голоден?
Наверняка.
Устал безумно. Кэри помнит, каким он возвращался с испытаний и как порой задремывал во время ужина. Однажды и вовсе уснул, положив голову на скрещенные руки, так и не дождавшись жаркого.
Забавный.
Родной… чужой и обманываться не следует.
- Вернись. Пожалуйста.
- Зачем?
Молчание. И Брокк хмурится. Трет покрасневшие глаза, и на щеке прорезаются пятна живого железа, которые, впрочем, исчезают быстро.
- Кэри…
Нервы-нити.
Сквозняк по ногам. И руки озябли, покраснели… на ярмарке она тоже замерзла, и Брокк купил альвийский кувшин из бледно-розового дерева. Внутри кувшина горела свеча, и стенки его тонкие светились. Они становились горячими, и Кэри грела руки.
Брокк сказал, что хватит для двоих.
И накрыл ее ладони своими. На железных пальцах его таял снег, точно они и вправду были живыми.
- Уходи, - она отступила от кресла, задев стол, и вазы закачались, задребезжали сухо, касаясь друг друга стенками. Старые, треснувшие. - Уходи и перестань меня мучить.
- Нет.
Он стоял по ту сторону стола, скрестив руки на груди.
- Не перестанешь?
- Не уйду. Кэри, я твой муж и…
- О, неужели ты вспомнил? - болезненный нервный смешок.
- Я не забывал. Кэри, произошло недоразумение, которое я исправлю. Обещаю.
- Исправишь? Как исправишь?
Сотрет вчерашний день? Перепишет наново?
Молчит.
- Это был мой полет. А ты отдал его ей.
По старой вазе беззвучно расползается трещина. По белому и по синему, раскалывая рисованные цветы. От горлышка и до дна.
Еще немного и рассыплется ваза пополам.
Наверное, следует замолчать, но Кэри устала притворяться. И вазу поднимает, сжимает, в тщетной попытке остановить неизбежное. Глина хрустит, и трещина расползается быстрее.
- Наверное, я сама виновата. Ты изначально был со мной предельно откровенен. Но мне казалось, что я могу стать не только другом. Я хотела… Дита просила тебя не торопить. Набраться терпения.
Все еще молчит.
Если бы прервал, словом ли, жестом, Кэри замолчала бы. А он стоял, скрестив руки, смотрел сверху вниз, хмурый, раздраженный и… виноватый?
- И я ждала. Целый год ждала, пока ты, наконец, заметишь… дура, да?
Ваза разваливается на две половинки.
- Я делала все, чтобы понравится тебе, разве что в постель не забралась. Думала… честно, думала. Но побоялась, что ты меня прогонишь. Этого я бы точно не пережила.
Горло дерет, не то от ночных слез, не то от простуды. В доме часты сквозняки и, наверное, простудиться легко… конечно же, в этом дело. И горячее молоко спасет.
Горячее молоко и толика меда - хорошее лекарство от бед.
Задымленное пуховое одеяло, под ним Кэри спрячется от мира и от мужа.
- Всякий раз, стоило мне подойти чуть ближе, как ты находил предлог, чтобы отступить. Почему? Хотя теперь я понимаю, почему.
Слова в пустоту.
В мертвенную тишину, которую и дом опасается нарушить. Он следит за Кэри, с насмешкою ли, с презрением, с надеждой, цепляясь за нее, последнее имя на родовом гобелене.
Пыталась убежать?
Бежать больше некуда.
- Ты обвинял меня в том, чего я не делала… а стоило появиться ей, и ты ее простил.
- Нет.
- Я видела вас…
- Я помог ей спуститься и только.
Хорошее воспитание. Его растреклятое хорошее воспитание, от которого никуда не деться. Манеры. Вежливость.
- Знаешь, вчера я поняла, насколько смешно выгляжу, пытаясь угнаться за тобой… - ваза в руках рассыпалась, падала песком сквозь тиснутые пальцы, красно-белой трухой. - Не хочу больше. Не буду. Я хотела обратиться к Королю…
- Зачем?
- Чтобы признал наш брак недействительным…
Губа дернулась, обнажая клыки.
- Но потом подумала, что в этом нет нужды. Ты прав… мы будем жить, как принято. Каждый за себя. Я не стану мешать тебе. Ты не станешь мешать мне. Идеальный брак.
- И что ты собираешься делать? - низкий рокочущий голос.
Воротничок трещит, темный пиджак расходится по швам, пусть Брокк и пытается сдержать превращение.
- Для начала приведу дом в порядок…
Он спрашивал вовсе не о доме. И Кэри, не сводя взгляда - бледные глаза, воспаленные - отвечает.
- Найду кого-нибудь, кто не будет настолько ко мне безразличен.
79 
