Последние отзывы

  53  

Кейсо трогал бусины, перечисляя убытки, которые терпит корона.

— Кёниг желает, чтобы ты остановился.

— А Ерхо?

— И он тоже. Вы вдоволь померились силой, так он мне сказал.

Трусливый жадный человек, по недомыслию поставленный богами над другими людьми. И золото ему важнее чести. И сумей Янгар десять лет тому правду разглядеть, разве принес бы клятву?

В ту первую встречу Вилхо Кольцедаритель восседал на троне. Он показался огромным, каким не может быть человек обычный. Одежды его ослепляли сиянием драгоценных камней, а лицо и руки Вилхо покрывала золотая краска.

…в ту первую встречу Янгар едва не отступил.

…сердце вдруг остановилось.

…холодный пот потек по плечам. Руки и те задрожали, чего с Янгаром никогда прежде не случалось. Тогда он вытер мокрые ладони о штаны и, задавив саму тень страха, совершенно беспричинного, заставил себя ступить на алую дорожку.

— Кто ты? — спросил Вилхо и голос его, отраженный стенами зала, оглушил Янгара.

Перед этим человеком, да и человеком ли вовсе — огромным и оглушающе великолепным гляделся кёниг — хотелось упасть на колени.

…иначе золотой великан уничтожит Янгара.

Но Янгар устоял и сквозь сцепленные зубы ответил:

— Я тот, кто желает служить тебе.

И десять лет прошло.

Узнал Янгу, что стоит трон на особом возвышении, а тронные одежды кёнига шьют длинными, чтобы казалось, будто выше кёниг обычного человека. Что специальные зеркала спрятаны в нишах, и направляют они свет на Вилхо. Отсюда и сияние, чудесным образом кёнига окутывающее. Что под золотой краской скрывается лицо самое обыкновенное — чересчур толстого нездорового человека. И голос у него тонкий, почти женский. И что громким его делают латунные трубы, особым образом спрятанные в подлокотниках трона и стенах.

Десять лет…

…ушел непонятный страх, пусть бы каждый раз на пороге тронной залы сердце неприятно дергалось, а руки сами собой в кулаки сжимались.

…и уважения не появилось.

…но клятва все еще держала, хоть бы и не раз, не два думал Янгар, что трон Оленьего города заслуживает иного кёнига.

— Нет, — Кейсо умел угадывать мысли друга. — Не смей. Ты в одной войне увяз. И две точно не потянешь.

Это Янгхаар и без него понимал. Как понимал и то, что ему, быть может, и позволят сместить кёнига — многим не по нраву Вилхо Кольцедаритель — вот только трон Янгару не отдадут. Объединятся великие рода, защищая корону от недостойного.

И раздавят Янгара.

Да и не пойдет Янгхаар Каапо против собственного слова.

Он сам принес клятву. И сдержит ее, что бы ни случилось.

— Вот и ладно, — Кейсо погладил цепь, впившуюся в кожу. — Но меня волнует иное, малыш. Кёниг трусоват и недоволен. А недовольство его могут обратить против тебя же. Я слышал, что появились в Оленьем городе дети Ину.

— Кто?

— Талли Ину… — помедлив, Кейсо добавил: — И Пиркко Ину.

— В городе безопасно.

Троих сыновей потерял Ерхо. И правильно, что пожелает он защитить четвертого.

— Не в безопасности дело, мальчик мой. Они пришли к кёнигу просить за отца. И если просить станет Пиркко, то кёниг, быть может, и послушает…

Кейсо зачерпнул горсть орешков, но есть не стал, высыпал в чашу по одному.

— И что? — Янгхаар не понимал причин беспокойства. — Ты же сам говорил, что кёниг желает прекратить войну. И какая разница…

— Большая. Порой женщина красотой и словом может добиться большего, чем мужчины силой и сталью. Ину тебя ненавидят. И если Пиркко сумеет добраться до сердца кёнига… малыш, с этим врагом ты не справишься.

— Почему? — Янгхаар даже обидеться не сумел.

Враг?

Глупость враждовать с женщиной.

— Слишком наивен, — со вздохом сказал Кейсо.

Он замолчал, думая о своем. Молчал и Янгар, пытаясь понять, чем же сумеет повредить ему Пиркко-птичка. Сердце кёнига?

Оно такое же жирное и ленивое, как сам Вилхо.

И в этом сердце время от времени рождаются чувства к женщинам, которых при дворе множество. Но чувства эти слабы и длятся недолго.

Вилхо чересчур любит себя, чтобы любить еще кого-то.

Олли лежал на циновке, подтянув колени к груди. Он больше не плакал, но лишь дышал судорожно. Вздымались и опадали бока, словно у загнанной лошади. И нить слюны сползала по щеке. Пальцы вцепились в ременную петлю ошейника. А взгляд и вовсе был безумен.

  53