Последние отзывы

  122  

Ветки рябины. И рыжие листья клена. Скатерть с вышивкой, пусть и потрепанная, но чистая. Портреты на стенах, за которыми стен не видно. Таннис вертела головой, замечая все более и более удивительные вещи…

— Доброго дня, деточка, — старуха сидела в плетеном кресле на гнутых полозьях. Без обычной своей шубы она казалась крохотной и невероятно хрупкой. Кожа ее гляделась полупрозрачной, а глаза и вовсе были белыми, полуслепыми. В тонких пальцах старуха держала рамку с натянутой тканью.

— Драсьте, — пробормотала Таннис.

Что делать дальше, она не знала. И спроси бы кто, зачем она пришла в этот дом, Таннис вряд ли сумела бы ответить. Пришла и все тут…

— Проходи, милая, — воткнув иглу в ткань, старуха отложила рамку. — Присаживайся. С твоей стороны весьма любезно было заглянуть в гости. К величайшему моему сожалению, в последнее время сама я не в состоянии наносить визиты, а одиночество никому не идет на пользу.

— Садись, — Войтех положил руку на плечо и подтолкнул к столу.

Круглому.

Таннис никогда не видела, чтобы столы делали круглыми. А скатерть она тайком пощупала. Красивая. Особенно вышивка хороша. Надо будет мамаше сказать, чтоб купила такую… хотя нет, пожалеет. Да и скатерть не протянет долго…

— Леди Евгения…

— Да, милый? Не будешь ли ты так добр поставить чайник? Думаю, гости — это подходящий повод для чаепития. Дорогая, окажи милость, сними шапку.

Таннис, покраснев, стянула кепку и, не зная, куда ее положить, затолкала за пояс.

— Вот так, — сухонькая теплая рука коснулась волос. — Ах, девочка моя, скажи маме, что не нужно обрезать волосы так коротко. Зачем?

— С длинных вшей хрен вычешешь.

Войтех вздохнул, и Таннис поняла, что снова его разочаровала. Она ж правду сказала: в доме полно вшивых, и с длинными волосами задолбешься возиться. Так мамаша говорит. И Таннис верит ей.

— Ты очень экспрессивна, но некоторые слова юной леди употреблять не следует, — мягко заметила леди Евгения. — К примеру, хрен — это корнеплод…

— Ага, и еще…

Войтех отвесил подзатыльник, не позволив договорить. А что такого Таннис сказала? Неужто старуха в ее-то годах не знает, что называют хреном?

— Милый, нельзя бить женщин. И твоя подруга не виновата в том, что повторяет услышанное.

— Думать надо, — буркнул Войтех, присаживаясь на хрупкий с виду стул.

— Надо, — согласилась леди Евгения. — Но все мы дети своего мира. И мира иного она не знала. Но если захочет…

…Таннис хотела.

Узнать. Стать частью мира иного, которому принадлежала старуха, умудряясь каким-то чудом сохранять осколки этого мира вокруг себя. Белый сверкающий чайник, и чай настоящий, крепкий, а не то варево, которое мамаша готовит. Невероятно хрупкие, прозрачные почти чашки с узенькими донцами и позолоченными ручками. Таннис они до того понравились, что возникло почти непреодолимое желание спереть одну, но она покосилась на Войтеха.

Не одобрит.

Он со старухой разговаривает, как с давней знакомой. А у своих воровать западло. И Таннис со вздохом чашку отставила. Она чувствовала себя нелепой, неуклюжей в старой рубашке, которая торчит из-под свитера, в дурацких штанах на лямках, с волосами растрепанными, которые еще вчера мамаша керосином мазала. И до сих пор Таннис ощущала вонь.

От старушки же пахло цветами.

Таннис не место в этой комнатушке.

Но леди Евгения, улыбнувшись, попросила:

— Приходи завтра, дорогая. И мы вместе подумаем, что с тобой можно сделать. Ты ведь придешь?

Тычок Войтеха, болезненный и обидный, заставил ответить:

— Чтоб мне землю жрать!

А на лестнице он сказал:

— Правильно. Ходи к ней. Леди Евгения — настоящая леди, она тебя научит.

— Чему?

Таннис была зла на него. Чего толкаться?

— Разговаривать…

— А я чё, не умею?

— Не умеешь, — Войтех взял Таннис за подбородок. — Ты метешь языком, не думая, что говоришь.

— Все так…

— Все. Оглянись. Ты и вправду хочешь жить, как живут все?

Стены в копоти, в грязи, в трещинах. Сырость по углам. И черные, затоптанные ступеньки. Запах мочи и табака. Древний башмак гниет в углу. И вездесущие крысы…

— Я вот не хочу, — чуть тише добавил Войтех и, взяв Таннис за руку, потянул за собой. — Однажды я свалю из Нижнего города. Куплю себе квартирку, часы на цепочке, заведу собак и буду гулять в парке. Не работать, Таннис, а просто гулять. Женюсь на леди…

  122