21 
…больше не увидит.
И зима, нынешняя, будет другой.
Какой?
Кэри не знала. Она прижала ладонь к щеке, пытаясь унять призрак боли. И руку погладила, сама себе строго велев:
— Кэри, успокойся.
Обычно это помогало, но не сейчас. Ком из слез подкатил к самому горлу, и Кэри едва не задохнулась.
Чем она заслужила подобное?
Тем, что выродок?
Наверное.
Она потрогала кружевной халат, слишком тонкий, чтобы скрыть хоть что-то, и сорочка под ним была бесстыдно прозрачна.
— Так надо, — леди Эдганг не желала слушать возражений, и Кэри пятилась, пряча руки за спину, пока не уперлась в стену. Оказалось, отступать больше некуда. И леди Эдганг швырнула кружевной ком в лицо, бросив: — Надевай.
— Я не буду.
— Будешь, — руку Кэри сдавили и вывернули. — Ты сделаешь все, что тебе говорят.
— Нет.
Боль усилилась, но игры со Сверром научили терпеть ее.
— Сделаешь, — леди Эдганг, как и он, смотрела в глаза, и улыбалась. Ей нравилось, что Кэри сопротивляется. Значит, можно сделать еще больнее. И пальцы, сдавливавшие руку, усилили нажим. — Конечно, сделаешь. Ты же не хочешь расстроить Ее Величество?
Женщину в черном и с пустыми глазами, в которых порой появлялся интерес. Тогда глаза эти обретали подобие жизни.
— Ее Величество…
— Поручили мне за тобой присматривать, — от леди Эдганг пахло болезнью, и кисловатый аромат был столь омерзителен, что Кэри попыталась отодвинуться. — И сделать так, чтобы эта свадьба состоялась.
Леди Эдганг зашлась дребезжащим смехом.
Она сошла с ума, наверное, давно, но этого никто, кроме Кэри, не замечает. Всем всё равно. И если так, то стоит ли просить о помощи?
Кэри ведь знала ответ.
Никто и никогда не слышал ее.
…кроме Сверра.
— Дурочка, — пальцы вдруг разжались, и леди Эдганг погладила руку, точно извиняясь за причиненную боль. — Ты цепляешься за ложную скромность, а она не принесет тебе ничего, кроме беды. Послушай меня, девочка…
Она говорила так ласково, что Кэри стало страшно.
— …как ни прискорбно осознавать, но ты и я — все, что осталось от некогда великого рода… последние искры жизни. Ты слышала, что сказала королева?
Каждое слово.
— Им всем мало просто убить. Им надо унизить. Втоптать в грязь.
Кэри не смела отвести взгляд.
— Но мы этого не допустим, правда? — леди Эдганг провела ладонью по волосам Кэри. — Ты — бастард. Выродок. Однако ты нашей крови. Неужели не слышишь ее голос?
Кэри попыталась отвернуться, но ей не позволили.
— Кэри, — леди Эдганг никогда еще не обращалась к ней по имени, и не касалась с такой непритворной нежностью. — Я знаю, что мой мальчик хорошо к тебе относился. Порой он бывал груб, но все мужчины грубы. И тот, кого назначили твоим мужем, много хуже Сверра. Если ты думаешь, что он станет тебя защищать — ошибаешься. Не станет. Он возьмет тебя в свою постель. И возможно, назовет женой, но… ты же слышала, ему нужна другая женщина.
Горько.
Всегда горько, но сегодня горечь почти невыносима.
— Посмотри на меня, Кэри.
Не подчиниться?
Леди Эдганг не потерпит неуважения.
Уйти?
Кэри некуда идти.
— Король отдает вместе с тобой земли нашего рода и право заложить камень нового дома. На осколках старого, нашего с тобой дома, Кэри. И ты — лишь способ придать этой затее видимость законности.
Холодная ладонь погладила шею. И леди Эдганг отстранилась. Развернувшись — черные юбки скользнули по ногам Кэри — она подошла к туалетному столику. Пальцы пробежались по крышке шкатулки, которую леди Эдганг привезла с собой.
— Вы…
— Говорю правду, девочка. Сама по себе ты — ничто. И так и останешься ничем. А когда надоешь своему мужу, он от тебя избавится. И никто, Кэри, никто не встанет на твою защиту.
Раздался щелчок, и крышка откинулась.
— Поверь, я знаю, о чем говорю, — леди Эдганг вытащила прозрачный флакон с узкой горловиной. — Этот мир принадлежит мужчинам. Как бы ты ни хотела обратного…
Она повернулась к Кэри.
— А все, что остается женщинам — это месть.
…и терпение, которое есть главное добродетель женщины. Кэри помнит. Но с каждым днем терпеть становится все сложнее.
Следом за флаконом из шкатулки появился узкий стилет.
21 
