37 
На миг у нее защемило сердце: она вспомнила, как хорошо и спокойно ей было минувшей ночью в его объятиях, с какой нежностью его губы покрывали поцелуями ее лицо.
Теперь же он был холодным и чужим, и расстояние между ними было безмерным и непреодолимым, как пустыня. Он, конечно же, хотел как можно скорее изгнать из памяти, из жизни все, что произошло между ними на краю Света, его злило, что они все еще связаны этой символической, несуществующей помолвкой.
Ее пальцы туго переплелись на коленях. Напрасно гнала она мысль, что, не постучись тогда пресса к ним в дверь, не разрушь их уединение, все могло бы сложиться совсем подругому.
«Не уходи», — сказала она ему вчера ночью.
Что, если бы он произнес те же слова нынче утром? Что, если бы он сказал: «Не покидай меня»? Достало бы у нее сил воспротивиться?
Вместо этого, с горечью думала она, я захотела чуда. Только явилось это чудо не совсем так, как я ожидала.
Она сделала верный шаг, единственно благоразумный, уговаривала она себя. Она слишком неопытна, несведуща в страсти и ее законах, чтобы стать игрушкой такого мужчины, как Джей Делани. В ней не было хитрости, которая научила бы ее сорвать наслаждение и отойти в сторону. А большего он от нее и не хотел — ему была нужна женщина, которая развеяла бы скуку его вынужденного затворничества. Как бы его развлекло — соблазнить ее после всех ее протестов, увидеть, как она сдастся! Но ей это разбило бы жизнь.
Можно было только благодарить судьбу, что поездка с Робином не состоялась: теперь Мэгги поняла, что она обернулась бы полной катастрофой. Раньше она считала его именно тем человеком, который был ей нужен, надеялась, что их отношения могли сложиться счастливо. Но она ошибалась. Возможно, с ним она чувствовала бы себя спокойно и уверенно, но его объятия никогда не воспламенили бы ее. Она вдруг поняла, что могла бы жестоко оскорбить его за это, и вздрогнула.
— Вам холодно?
Внезапный вопрос смутил ее, и она залилась краской.
— Нет. Я буду только рада, когда все это кончится.
— Справедливо для нас обоих. — Он помолчал. — Вам нелегко будет читать завтрашние газеты, но поделать ничего нельзя.
— Вы правы, — не глядя на него, ответила Мэгги.
— Вам придется продолжить игру. Не поддавайтесь желанию рассказать правду кому бы то ни было — подруге, начальнику. — Снова молчание. — Даже Робину.
— Но ведь я должна же объяснить ему, — испугалась Мэгги. — Мы долго встречались, и…
Джей пожал плечами.
— Скажите ему, что это любовь с первого взгляда. Что я вскружил вам голову и увлек в пучину безудержной страсти. Так нам скорее поверят, когда через несколько недель мы сообщим миру, что совершили ошибку. Может статься, если, конечно, маменька позволит, он все еще будет рядом, чтобы собрать по кусочкам ваше сердце.
— Остается лишь надеяться, — безразлично ответила она. — Себ, высади меня, пожалуйста, первой.
— А разве ты не хочешь, чтобы я тебя проводил? — спросил зять. — Тебе могут звонить репортеры.
— Я включу автоответчик. Все будет хорошо, обещаю.
— И кроме того, — тихо и насмешливо вставил Джей, — вы же предпочитаете лишь собственное общество, не так ли, мисс Карлайл?
Сегодня ночью я хочу быть одна, с тяжелым сердцем подумала Мэгги. Мне необходимо истребить тебя в моей памяти, в моей душе. Во что бы то ни стало снова стать самой собой.
Вслух же она произнесла:
— Я рада, что вы наконец все поняли, мистер Делани.
Между ними снова наступило молчание.
Стоя на пронизывающем ветру у подъезда своего дома, она ждала, когда Себ извлечет из багажника чемодан. Джей приблизился к ней.
— До свидания, Мэгги. — По его губам скользнула улыбка, столь же небрежная, сколь и пожатие его руки. — На следующей неделе я позвоню Себу, чтобы он устроил нам обязательное свидание. Можно поужинать вместе или сходить в театр.
— Если так надо, — утомленно сказала она.
— У нас нет выбора, — резко ответил он. — Мы рассказали байку и должны следовать сюжету.
Джей обошел машину и сел на переднее сиденье рядом с Себастианом. Машина тронулась с места, но он даже не обернулся.
Мэгги подняла чемодан и на миг застыла, глядя в грозно нависшее небо.
Как часто она рассуждала о своем драгоценном одиночестве, подумала она и горько усмехнулась. И теперь, впервые в жизни, поняла, что значит остаться совершенно одной. Одиночество обернулось болью, вынести которую было почти невозможно.
37 
