очень нудно 
168 
— …и закладывают новые. Днем яблоки разбирают, рубят, давят сок. Это тяжелая работа, и людям нужен отдых. Ночью жгут костры, пляски устраивают и еще петушиные бои… там простое веселье, но мне когда-то нравилось.
Я чувствую, как он хмурится, верно опасаясь, что и этот обычай, должно быть существовавший не одну сотню лет, изменился.
За лугом — лес. И речушка, через которую перекинут горбатый мостик. Я уже вижу рыжие пятна костров на черной шали поля, когда Оден останавливается. Резко.
Ветер тянет по реке. Оден принюхивается, вдыхая глубоко сыроватый, пропитанный речной сыростью воздух.
— Что?
— Костры. — Он разворачивается к лесу. — Костры есть, но…
Следующий порыв ветра заставляет его отпрянуть.
— Идем.
Оден сжимает мою руку так, что кости трещат. И к лесу бежит, а я едва поспеваю следом. Когда же, споткнувшись, падаю, Оден подымает рывком:
— Потерпи.
Терплю.
И он останавливается у массивного старого дуба.
— Забраться сможешь?
— Высоко?
— Как можно выше.
— Оден…
Он подсаживает меня и повторяет:
— Как можно выше. И сделай так, чтобы тебя не было видно.
— А ты?
— Я скоро вернусь.
Не верю.
— Эйо, стая. Чужая. Ее не должно быть. Здесь наша земля, понимаешь? И наши люди.
— Но…
— Я доберусь до поместья. И назад. Все будет хорошо. Пожалуйста, не спорь.
И все же Оден дождался, пока я заберусь на самый верх, туда, где в расколотой молнией вершине осталось орлиное гнездо. Старое, давным-давно брошенное, но для меня сойдет.
Он уходит.
А я жду.
Снова жду… и почти не верю, что Оден вернется. Лежу, впившись пальцами в твердую кору, и тяжелые дубовые листья шелестят без ветра, уговаривая потерпеть.
Терплю.
Пытаюсь верить, но веры у меня почти не осталось. И только безотчетный страх удерживает на дереве. В какой-то миг выглядывает луна, и света ее достаточно, чтобы я увидела тени псов, скользящие по земле. Белые, словно вылепленные из тумана фигуры движутся бесшумно.
А я перестаю дышать.
Закрываю глаза. Притворяюсь, что меня нет… и сама в это верю.
Оден возвращается на рассвете, и не один. Дюжина всадников берет старое дерево в кольцо. Оден же, перебросив поводья, лезет вверх. Он карабкается быстро, не обращая внимания на то, что сучья угрожающе прогибаются под его весом.
— Эйо…
— Я здесь. — Голос сиплый, и губы пересохли.
Пальцы от коры оторвать не могу, точно они вросли.
— Ты в порядке?
Ему не добраться до моего убежища… и не только ему. Псы тяжелее… и редко смотрят вверх.
— Да.
— Сможешь спуститься?
Наверное. Я попробую.
— Осторожно, моя радость… не спеши.
Пытаюсь. Но мне так хочется поскорее оказаться внизу, что я почти поскальзываюсь, почти срываюсь… и, очутившись в руках Одена, просто-напросто цепляюсь за него.
— Сейчас домой вернемся. И все будет хорошо.
Врет ведь.
Он насквозь пропах дымом. А на куртке и рубашке бурые пятна проступили, которые ни с чем не спутаешь. Кровь?
— Я цел. — Оден усаживает меня на коня и сам запрыгивает в седло. Так лучше. В его руках со мной ничего не случится. — Эйо… я не мог прийти раньше. На поле кое-что случилось…
Оттуда кровь.
И стая, которую я видела, вовсе не примерещилась.
— Мне нужно было добраться до поместья. Предупредить. И попытаться перехватить этих… — Он проглатывает ругательство. И только рука, лежащая на моем животе, сжимается в кулак. — Но могло получиться так, что они перехватили бы меня. — Исход схватки был бы предрешен. — Я не имел права рисковать тобой.
Вот только без него мне все равно не жить. И Оден это знает.
— Да и в одиночку больше шансов уйти.
— Я понимаю.
— Спасибо.
В дом он меня вносит на руках. Горячая ванна уже готова. Оден уходит, я так и не успеваю спросить, что же случилось там, на поле. А потом, сквозь запертые двери, я слышу, как Виттар орет на брата. Подслушивать я не собираюсь, но они оба не дают себе труда сдерживать эмоции.
— …чем ты только думал? Сказано было — не выходить!
В этом голосе отчетливо слышны рокочущие ноты.
Я отступаю от двери.
— На приключения потянуло?
— А тебе сложно было объяснить, что происходит? Проще использовать меня втемную? — Оден зол, но спокоен.
168 
