6 
Убедившись, что она поняла его, он отступил на шаг и взял полотенце. Стер с кожи остатки влаги и стал вытирать длинные, до плеч, волосы. Потом бросил полотенце ей:
– У тебя рука кровоточит.
Она даже не заметила. Эйслин опустила глаза и с удивлением обнаружила, что из пореза чуть выше запястья медленно сочится струйка крови.
– Где-нибудь еще болит?
Она отрицательно покачала головой.
– Иди к кровати.
Беглец от правосудия приказывает ей в ее собственном доме. Но страх подавил негодование. Она повиновалась без единого звука протеста. Кровь из ранки уже не текла. Она отложила полотенце и повернулась лицом к своему тюремщику.
– Раздевайся.
Ей казалось, что ему не под силу напугать ее еще сильнее, но она очень ошибалась.
– Что? – хрипло выдавила она.
– Ты меня слышала.
– Нет.
– Если не сделаешь, как я говорю, этот порез станет только началом. – Он помахал ножом у нее перед глазами, острая сталь вспыхнула в свете лампы.
– Ты не причинишь мне боли.
– Не советую на это рассчитывать.
В ответ ее упрямому взгляду сверкнули холодные, ничего не выражающие глаза, и она поняла, что у нее не так много шансов пережить этот вечер целой и невредимой.
– Зачем… зачем мне снимать мою… мою…
– Ты действительно хочешь, чтобы я сказал?
Нет, она и так отлично представляла зачем, и, произнеси он это, она бы испугалась еще сильнее.
– Но если ты собираешься меня насиловать, – озвучила она возникшую мысль, – почему ты не…
– Снимай одежду, – выделяя каждое слово, произнес он.
Она подумала, что другого выхода у нее нет. Повинуясь ему, она хотя бы выиграет время. Может, кто-нибудь ей позвонит и поймет, что телефон не отвечает. Должна же телефонная компания кого-то послать проверить, верно? Или, может, кто-то постучит в дверь. Почтальон, к примеру. Все что угодно может случиться, если ей удастся его отвлечь. Может, полиция уже выследила его и сейчас окружает дом.
Эйслин медленно подняла руки ко второй пуговице блузки – первая уже была расстегнута Грейвольфом, – потом бросила на него последний, умоляющий взгляд. Его лицо окаменело, глаза источали холод. Просить его сжалиться ей не позволяла гордость, хотя она вообще сильно сомневалась, что какие бы то ни было мольбы могут смягчить этого бесчувственного человека.
Она расстегнула пуговицу и неохотно опустила руку к следующей.
– Поторапливайся.
Она подняла на него взгляд – он так и стоял в нескольких футах от нее, голый и зловещий. К ее негодующему взгляду он остался совершенно безразличен. Она возилась с каждой пуговицей, проверяя границы его терпения, пока не расстегнула все.
– Теперь снимай ее. – Он бесцеремонно махнул ножом.
С опущенной головой Эйслин спустила блузку с плеч, но придержала на груди.
– Опусти ее.
По-прежнему не глядя на него, она разжала руки, и блузка скользнула на пол.
После длинной паузы он снова заговорил:
– Снимай остальное.
В Аризоне стояло лето. Она закрыла студию пораньше, поскольку сессий на сегодня больше не было. После разминки в фитнес-клубе она переоделась в юбку и блузку и надела на голые ноги босоножки.
– Юбку, Эйслин, – приказал он, подчеркнуто обращаясь к ней по имени.
Такая фамильярность при подобных обстоятельствах – настоящее оскорбление. Эйслин закипела от гнева. Она вызывающе завела руку за спину, с силой дернула застежку, порвав ее, и уронила юбку на пол, обнажив бедра.
Он издал какой-то придушенный звук, похожий на стон, и она подняла взгляд. Глаза его мерцали как факелы.
Эйслин пожалела, что на ней не самое простое белье. Комплект цвета лимонного шербета, шелковый бюстгальтер с серым кружевом по краям и такие же трусики, – белье, задуманное для соблазнения. При такой откровенности воображения почти не требовалось, а у бывшего заключенного оно, наверное, хорошо тренировано.
– Бюстгальтер.
Из гордости пытаясь сдержать жгучие слезы, Эйслин спустила кружевные бретельки к предплечьям и вытащила руки. Потом, придерживая чашечки, расстегнула спереди застежку. Грейвольф вытянул вперед руку. Эйслин автоматически дернулась.
– Давай его мне, – хрипло приказал он.
Дрожащей рукой она отдала ему деликатный предмет из шелка и кружева, который показался почти эфемерным, когда его смяла грубая мужская рука. Он потрогал тонкую ткань. Видя, как он гладит вещь, до сих пор хранящую тепло ее тела, Эйслин испытала очень странное чувство.
6 
