очень нудно 
87 
Единственное, что я могу сказать, – это было самое ужасное время в моей жизни… Но твой отец убежден, что я должна забыть о прошлом и смотреть только вперед, в будущее…
Худенькая рука Эммы с длинными пальцами скользнула, в ее руку.
– Могу я чем-то помочь вам?
– Ты уже помогла. – Тася ласково сжала детскую ладошку. – Вы с отцом приняли меня в свою семью. Это самое замечательное, что когда-либо со мной случалось.
Эмма улыбнулась в ответ:
– Я все еще не знаю, как вас называть.
– Может быть, белль-мер? – предложила Тася. – Так звучит слово "мачехам по-французски.
– Белль означает «красивая», а мер – «мать». Так ведь? – с довольным видом переспросила Эмма. – Да, это подходит идеально.
***
– Как жалко, что нет времени сшить настоящее подвенечное платье, – жалобно повторяла Алисия, помогая Тасе закончить свадебный туалет. – У тебя должно быть новое собственное платье, а не мое старое. – Они переделали привезенное Алисией ее летнее платье цвета слоновой кости, которое прекрасно подошло Тасе. – И по меньшей мере ему следовало быть белым.
– В данном случае это как раз сомнительно, – отозвалась Тася. – Самым подходящим, пожалуй, было бы крабное платье. Скорее даже алое.
– Я этого и слышать не хочу. – Алисия старательно прикрепляла Тасе белые розы к толстым косам, заколотым на затылке. – И не чувствуй себя виноватой, дорогая, если ты забылась с Люком. Так поступило бы большинство женщин, окажись они с ним наедине более пяти минут. Он неотразимый мужчина… Разумеется, если вы не замужем за Чарльзом. – Алисия притворилась, что не замечает вспыхнувших щек Таси, и продолжала шутливо болтать:
– Странно, что, когда я познакомилась с Люком, он мне совсем не понравился.
– Неужели? – изумилась Тася.
– Наверное, я ревновала к нему Чарльза. Он просто боготворил Люка. В их кругу все повторяли остроты Стоукхерста, передавали друг другу всякие его умные мысли, рассказывали о последних эскападах. Никто из них ничего не предпринимал, не узнав сначала его мнения. Они спрашивали даже, за какой девушкой ухаживать! Когда я наконец с ним встретилась, единственное, что я подумала, – это:
«Какой избалованный, себялюбивый мужчина! Что они, ради всего святого, в нем нашли?»
Тася рассмеялась:
– Что заставило тебя изменить мнение?
– Я поняла, каким хорошим мужем он был для Мэри.
Необыкновенным. С ней Люк был внимательным, нежным…, таким, каким большинство мужчин боятся себя показать, считая, что люди могут счесть их слабыми. И он никогда не заглядывался на других женщин, хоть было немало таких, которые чуть ли не кидались ему на шею. Я поняла, что он не высокомерен, как мне показалось сначала. У него необыкновенно сильный характер.
И потом этот несчастный случай… – Алисия покачала головой с изумленным видом. – Потерять Мэри, покалечиться на всю жизнь… У него были все основания ожесточиться, сломаться на жалости к себе. О, Чарльз просто побаивался навестить его в первый раз после этого!
«Никогда Стоукхерст не станет прежним, – сказал мне Чарльз перед тем, как поехать к Люку. – Не думаю, что смогу вынести зрелище жалкой человеческой руины».
Но Люк стал больше мужчиной, чем ранее. Он сказал Чарльзу, что не хочет тратить ни время, ни силы на жалость к себе и не примет жалости ни от кого. Он решил, что лучшим памятником Мэри будет счастливая жизнь Эммы. Он хотел, чтобы его дочь поняла: внешние увечья не имеют значения, важно только то, что у человека на сердце. Чарльз приехал домой со слезами на глазах и объявил, что восхищается Люком Стоукхерстом так, как ни одним из известных ему людей.
– Почему ты все это рассказываешь? – чуть хрипловатым от волнения голосом спросила Тася.
– Чтобы ты поняла: я одобряю то, что ты делаешь. Тася, я верю, ты никогда не пожалеешь о том, что вышла за Люка.
Тася неловко повернулась к зеркалу, чтобы убедиться, что с прической все в порядке. Она постаралась, чтобы Алисия не видела ее полные слез глаза.
– До сих пор все, о чем я могла думать, – это Ангеловские и то ужасное, что я, возможно, совершила. Я не могу понять, какие чувства испытываю к лорду Стоукхерсту. И не могу пока выразить эти чувства словами. Но знаю, что меня тянет к нему, как никогда ни к кому не тянуло, и я начинаю полагаться на него…
87 
