127 
Затем Драстен: по сравнению с его опасно одаренными родственниками он обладал посредственной силой, но кое в чем превосходил их. Дэйгис и Кейон могли пойти по любому пути, как доброму, так и злому. Драстен МакКелтар относился к тому уникальному типу людей, имена которых вечно жили в легендах, — он был воином с таким чистым сердцем, что оно не принимало тьмы. Он мог умереть за свои убеждения, и не раз, а тысячу, столько, сколько потребуется.
Что же до остальных, скоро она их увидит.
Внизу, под ней, в зале замка Келтар, люди разговаривали, не подозревая о ее присутствии. Блаженно не подозревая, что менее чем через пять лет их мир превратится в хаос, стены между реальностями людей и Фейри рухнут, и Невидимые будут править ледяной жестокой рукой. Тени снова будут питаться, Охотники преследовать непокорных и вершить смертные приговоры в ответ на малейшее нарушение, а Принцы Невидимых снова будут пытаться удовлетворить свой ненасытный аппетит со смертными женщинами, жестоко насилуя их и оставляя пустые оболочки.
А она?
Ах, вот в этом-то и была проблема.
Взгляд Эобил переместился во внутренний мир.
Ее раса могла свободно путешествовать в прошлом, но будущее было для них недоступно. Если кто-то пытался проникнуть дальше своего настоящего существования, он оказывался в белом тумане, не более того. Если заходил слишком далеко в прошлое, его окутывал тот же туман. Даже Туата де Данаан не понимали времени. Они лишь знали, как работать с простейшими его структурами.
Эобил бесчисленное количество раз возвращалась в прошлое и осторожно меняла события, стараясь затрагивать их как можно меньше. Скрытая ото всех, даже от собственного двора, она временно лишилась трона ради своей цели. Миры были хрупкими, и кто-то мог ненароком уничтожить всю планету. Эобил уже несла на себе груз подобной ошибки. Это был тяжкий груз.
Она жила уже более шестидесяти тысяч лет. Многие представители ее расы уставали от существования и за более короткие сроки.
Но не она. Эобил не хотела расставаться с жизнью. Да, потеря Адама Блэка, который предпочел ей смертную возлюбленную, огорчала ее, но королева знала, что человеческий фактор крайне опасен, и не решалась ничего менять. Сила любви была поистине непредсказуемой и могла воздействовать на события таким образом, от которого даже у Туата де ум заходил за разум.
Королева не могла предугадать того, чего не могла понять. Трижды она подозревала, что человеческая любовь является источником куда большей силы, чем та, что отпущена ее расе. Любовь влияла на вещи с необъяснимой силой. А то, что каждый Келтар нашел свою вторую половинку, определенно делало их еще сильнее. Они были желанными союзниками королевы.
Внезапно в комнате стало тихо. Эта тишина заставила Эобил снова взглянуть на группку мужчин и женщин.
Дэйгис, Хло, Драстен, Гвен и Джессика — все смотрели на Кейона, который уставился прямо на нее.
Королева замерла. Невозможно! Она ведь на самом деле была не здесь, послав в замок всего лишь свою проекцию, скрытую бесчисленными слоями иллюзий, за непроницаемой вуалью Фейри. Даже самые одаренные ши-видящие не могли бы определить ее форму в том искаженном измерении, которое она создала.
— Что случилось, Кейон? — спросил Драстен, глядя через плечо в том же направлении, что и его предок. — Я что-то пропустил? Ты что-то видишь?
Эобил смотрела на горца, и ее губы сжались. Она снова заставила себя расслабить мышцы лица. И ждала, что Кейон выдаст ее местонахождение.
Нет, нет, нет, еще не время — это может непоправимо изменить события, уничтожив шанс, который у них появился!
Она достигла тончайшего баланса. Ей нужно было больше времени.
Королева посмотрела Кейону в глаза, вложив в свой взгляд молчаливую мольбу.
Горец из девятого века молча глядел на нее. А затем незаметно кивнул головой, отвернулся и посмотрел на Драстена.
— Нэй, — сказал он. — Ничего, Драстен. Совсем ничего.
ДОРОГОЙ ЧИТАТЕЛЬ!
Хотя МакКелтары и пытались убедить Кейона и Джесси остаться в замке Келтаров, Кейон провел слишком много времени в окружении каменных стен и соскучился по открытому пространству.
С помощью своих связей в Манхэттенском музее Хло помогла продать украшенные драгоценными камнями наручи Кейона и его скин ду. Поскольку вещи принадлежали девятому веку, их продажа сделала Кейона богатым.
127 
