126 
Ещё один мужчина. Тоже черноволосый, он не выглядел таким представительным, как Годрик и, похоже, сам знал это. Губы кривились в жёсткой улыбке, лицо искажала хмурая гримаса — не будь её, он мог бы считаться даже красивым. Мужчина был облачён в чёрное и серебряное, по рукавам мантии вились змеи, вытканные из металлизированных серебристых нитей. Глаза тоже казались серебристыми. Это его Червехвост назвал величайшим из Хогвартской Четвёрки. Но мужчина на гобелене, похоже, не был осведомлён о собственном величии. Он выглядел отчаянно несчастным.
Но всё внимание Эрмионы приковала к себе последняя женщина на гобелене. В мантии глубокого синего цвета, она стояла между Слитерином и Гриффиндором и держала в руках стопку книг. Её вьющиеся волосы были заплетены в косы и уложены вокруг головы, на щеке виднелось чернильное пятно — отнюдь не изъян гобелена. Она была привлекательна, и хотя в ней не было ничего особенного, она выглядела какой-то… очень живой, настоящей…
…Она похожа на меня? — с удивлением подумала Эрмиона. — Пожалуй… Нет, не как две капли воды — у Ровены Рэйвенкло синие глаза… Но что-то есть… Определенно есть…
Конечно, это не делало Салазара Слитерина, — или то, что от него осталось, — менее сумасшедшим.
Он склонился к ней, и на его ужасном, ничего не выражающем лице ярко выделялась вытатуированная Чёрная метка. Её бросило в дрожь…
Но она чувствовала себя немного иначе, чем в присутствии Волдеморта. Салазар Слитерин был ужасен, и, судя по всему, он был исполнен зла превыше самых смелых её догадок… однако Эрмиона вдруг ощутила не только ужас, но и… жалость к нему.
Совсем немного, но всё же…
— А теперь, — сказал он, — я расскажу тебе одну историю.
* * *
Драко отбросил со лба мокрые от пота волосы и вполголоса выругался: адмантиновый ящик не поддавался. Драко уже использовал Открывающие заклинания, Дробящие Чары, осмелился применить даже Крушащее Заклятие, держа палочку вместе с Гарри — безрезультатно. Драко хотел уже попробовать Ураганное заклинание, но Гарри справедливо заметил, что оно плохо контролируется и вполне может вышвырнуть их в окно.
Поэтому Драко оставил надежду открыть ящик с помощью магии и стал колотить им по каменным стенам, пытаться расколоть. Он не добился ничего, кроме острой боли в запястьях. В ярости он швырнул ящик на землю и, ругаясь, принялся прыгать на него обеими ногами.
Наконец он перевёл дыхание и поднял глаза. И увидел, что Гарри ухмыляется.
— Ну? — раздражённо спросил Драко. — Что такое?
— У тебя идиотский вид, — ответил Гарри, качая головой.
На лице Драко появилось задумчивое выражение:
— Правда?
— Да всё нормально, — сказал Гарри. — За последние дни у меня было не так уж много поводов для смеха.
Драко перестал прыгать и странно взглянул на Гарри:
— Я заставил тебя веселиться?
Гарри пожал плечами:
— Нечего так напрягаться по этому поводу, Малфой.
— Просто… — вздохнул Драко, — просто мне стыдно. Я чувствую себя виноватым.
— Виноватым? — неловко откликнулся Гарри. — Почему?
Драко слез с ящика, поднял его и подошёл к Гарри с крайне встревоженным видом.
— Поттер, — начал он, — мне надо тебе кое-что рассказать.
Гарри удивлённо посмотрел на него. Драко, прижимавший футляр к груди, словно ребенка, взирал на него огромными глазами, полными боли. Гарри никогда в жизни не видел на его лице такого выражения. Драко выглядел так, будто только что проглотил гвоздь.
— Чт-то т-ты должен рассказать мне, М-малфой?.. С тобой все в порядке? Ты умираешь? Что?
— Это связано с Эрмионой, — проговорил Драко. — Я просто… ну, ты всегда так верил, что мы с Эрмионой только друзья… и мне стыдно… В смысле, ничего такого особенного и не было, лишь однажды…
Гарри уставился на него:
— ЧТОбыло однажды?
Драко опустил глаза долу:
— Поттер, не заставляй меня произносить это вслух…
— Ну уж нет, — в голосе Гарри зазвучал лёд. — Произнеси это. Произнеси это, Малфой, потому что я не понимаю.
— Послушай, — сказал Драко, — это же было только один раз, и, по-моему, она потом об этом очень жалела. И это совсем не значит, что она тебя не любит.
— Если ты имеешь в виду то, о чём я сейчас подумал… — ровным голосом сказал Гарри, — то я тебе не верю. Просто не верю, — он пожал плечами.
126 
