

— Он не в порядке, — откликнулся Драко.
— Ты знаешь, о чём я! — воскликнула Гермиона. — Береги его, оставайся с ним — пообещай мне!
Тишина легла между ними размотанной серебристой лентой. Держа руки у него на плечах, Гермиона смотрела на него, но не ощущала этих прикосновений — Драко казался таким далеким, словно забрёл высоко в горы, в самые холодные места, какие она только могла вообразить. Тихий, отстраненный, с поблескивающей серебром кожей и опаловыми зеркалами глаз, он, наконец, ответил:
— Хорошо. Я обещаю.
Она сжала его плечи.
— Поклянись.
— Клянусь, — ровным голосом произнес он.
Она так и думала. Между ними, как ей показалось, проскочила какая-то искра. Её руки разжались.
— О… хвала господу… Хвала господу…
— Я бы в любом случае так поступил, — он взглянул на свое плечо, где по-прежнему лежала ее рука. Голос его был ровен и отчужден.
— Да, я знаю. Однако теперь ты так поступить обязан.
Снова раздался похожий свисток паровоза — полувизг — полукрик. Дальше все произошло в одно смазанное мгновение: она убрала руки с его плеч, удивляясь тому, что она сделала, он поднял лицо и шевельнул губами, но слова потонули в скрежете тормозов. Внутри нее оборвалась какая-то натянутая струна — нет, она не могла взвалить на него это бремя и бросить одного… рванувшись вперед, она сделала то, чего никогда не делала доселе: она поцеловала его в лоб, и он закрыл глаза.
— Драко… — начала она, отпрянув.
Его глаза распахнулись, но он не успел ответить: поезд дернулся и тронулся. Гермиона вцепилась в раму, чтобы устоять на ногах, высунулась из окна; холод жег ей глаза, но она все смотрела и смотрела на освещенную платформу и фигуру, что, сунув руки в карманы, смотрела ей вслед. Он не махал ей вслед, она тоже — просто все смотрела и смотрела, пока платформа с Драко не уменьшилась и не растворилась вдали, проглоченная темнотой.
* * *
Второй час ночи. Слизеринская гостиная пустовала. Драко протопал через нее, оставляя темные мокрые следы — он поленился вытереть ноги, кроме того, ему доставляло удовольствие нарушать порядок: — в груди у него что-то яростно возилось, гнев и злость, не на кого-то конкретного, а на жизнь вообще. Мир вокруг развалился на какие-то огромные осколки, и вина за все это разрушение во многом лежала и на нём.
— Чертов Уизли… — пробормотал он, подходя к двери. И замер. — Верно. Так и поступим.
Он развернулся и отправился в другую сторону, где располагались комнаты девушек.
Дверь в комнату, которую Блез делила с Пенси, была закрыта — что и неудивительно, с учетом того, который был час. Драко поднял руку и резко постучал — раз, другой, третий.
Раздались быстрые шаги, дверь открылась. Блез. Рыжие волосы были распущены и падали на плечи, макияж был смыт, однако все сияющие заколки были на своих местах. Зеленый шелковый халат с изображением обвившегося вокруг плеч дракона, голова которого отдыхала на ее груди. Увидев его, она распахнула глаза.
— Драко?
— Привет, дорогая, — он прислонился косяку. — Ну, как, ты уже нарядилась для Малькольма?
В её глазах вспыхнула удивление, уступившее место самодовольству.
— Так до тебя всё же дошли эти слухи.
— Похоже, я узнал об этом поздновато. Могу я войти?
Она отступила назад:
— Как хочешь.
Драко лениво выпрямился и неторопливо прошел в большую, поделенную надвое китайской ширмой с синими и зелеными лилиями комнату. Часть Блез была убрана с утонченной простотой и элегантностью, которая всегда стоила безумно дорого.
Драко развернулся к ней — она стояла, подбоченившись, шелк халата, под которым, судя по всему, ничего не было, туго стягивал ее грудь.
— Как грубо, — дружелюбно заметил Драко.
Блез вспыхнула и скрестила руки на груди.
— Тебе не кажется, что это чересчур — явиться сюда и выпытывать про меня и Малькольма, особенно с учетом того, что он сегодня утром видел выходящую из твоей спальни Гермиону Грейнджер. Не объяснишь?
— Хотел бы я знать, зачем это Малькольм сидел в засаде у моей комнаты.
Она тряхнула головой.
— Ты невыносим.
— Кто бы говорил.
Она всплеснула руками:
— Да я никогда не крутила с Малькольмом! Я просто распустила слухи, чтобы посмотреть, побеспокоит это тебя или нет. Судя по всему — нет.

