11 
Парень Джеку сразу не понравился. И девчонка тоже, хотя ее Воробей вообще не разглядел. Сейчас она сидел внизу, увязнув ногами в кисельной мути и скулила. Парень же стоял и пялился на Джека.
Чужак.
От чужаков всегда проблемы. И здоровый. Харя широкая, наглая. Сытая. Одет чисто и в новье, а на плече рюкзачок висит и не пустой.
Такие на свалку не заглядывали. И правильно. На свалке Джек быстро бы с ним разобрался.
– Ты кто? – спросил парень, сунув руки в карманы. Широкие штаны его растопырились, подбородок задрался, а нижняя челюсть выпятилась, как будто он собирался снова плюнуть, но уже прицельно, в Джека. Тотчас захотелось врезать. И Джек сунул руку в карман, нащупывая камень.
– А ты кто?
Воробей подумал, что парень не ответит, и тот не торопился отвечать. Но потом все-таки сказал, цедя слова:
– Александр. Алекс Баринов. Там – Юлька. Ну а ты?
– В…
Кошка предупреждающе зашипела, и, глянув в желто-голубые глаза, Джек смирился:
– Джек.
– Снот, – промурлыкала она, улыбаясь во все усы. – Советница Снот…
– Чья советница? – поинтересовался Алекс, разглядывая уже кошку.
– Пока не знаю. Но определенно, выбор у меня появился…
Она подошла к Алексу и потерлась о ногу – предательница! – а затем крикнула:
– Деточка, не окажешь ли ты нам любезность? Не поднимешься ли наверх, пока тебя гримы не утащили?
– Она и вправду разговаривает? – одними губами спросил Алекс, и Снот ответила.
– Конечно же, я разговариваю! Или ты глухой и не слышишь?
– Ну… слышу. Просто говорящие кошки мне еще не встречались. Впечатляет.
– А мне говорящие мальчишки встречались. Не впечатляет совершенно.
Кошка вновь переметнулась к Джеку и, поочередно мигнув глазами, произнесла:
– Спустись и помоги девчонке. А то ведь и вправду утащат. И аккуратней спускайся! Аккуратней! Не порань себя! Ну почему вы, человеческие детеныши, настолько беспомощны? Ни зубов, ни когтей… куда ваши родители смотрят?!
Когда она про родителей сказала, Джеку стало совсем тошно, и он рявкнул:
– Заткнись.
Спускаться пришлось на заднице, до того скользким оказался берег. А девчонка и не подумала помогать. Она сидела, раскинув ноги, и ревела, всхлипывая и всхрюкивая.
Пятки ее в грязных кроссовках тонули в сером комковатом болоте. Чуть дальше оно светлело, избавляясь от илистых взвесей, и растекалось неоглядными водными просторами.
Если море существует, то оно именно такое – огромное и лоскутное, будто слепленное из разбухших кусков белого, серого и синего картона. Море шевелилось, и куски мешались, складываясь новыми узорами.
– У…уходи… я… я…ни-никуда… не… не пойду, – заикаясь от плача сказала Юлька. – Я… я д-домой хочу… домой хочу… а так ни-никуда не-не пойду.
– Ну и дура, – ответил Джек, прикидывая, как быть теперь. Не за волосы же ее тащить в самом-то деле! Хотя, может, и за волосы. Коса у нее была длинная толстая, нарядного рыжего цвета.
Только если дернуть за косу – девчонка завизжит.
Точно завизжит. Раньше визжали.
Когда раньше?
– Если не пойдешь, тебя гримы утащат, – Воробей не знал, что еще сказать. А она плечиком дернула и ответила, заикаясь:
– Н-ну… ну и п-пусть! Пусть тащат!
– Сожрут.
Девчонка только громче завыла. Джек оглянулся на кошку, но та о чем-то беседовала с Алексом. Ну и хрен с ними обоими. И вообще, с какой такой радости, Воробей тут стоит и беседы беседует? Снот велела? Ей надо – пусть сама и лезет. А Джеку… Джеку плевать. Он на свалке справлялся сам? Справлялся. И тут справится.
Самому – проще.
– Как знаешь, – сказал он девчонке и, развернувшись, зашагал вдоль берега.
А ведь сразу и следовало именно так поступить: быть одному.
– Эй! – донеслось сзади, но Джек не обернулся.
Он и цель себе выбрал: белоснежный утес, напоминавший акулий плавник. Утес выдавался в море, а на самой вершине его стоял дом, низкий и длинный, но по виду вполне себе человеческий.
– Эй! Ты меня так и бросишь? Вот так в-возьмешь и бросишь?
Воробей ускорил шаг. Но отделаться от девчонки оказалось не просто. Она догнала и, продолжая всхлипывать, пошла рядом.
И кошка сейчас спустится. И этот, который с нею…
– Ты… ты такой же… вы все одинаковые! – сказала девчонка, вытирая распухший нос ладонью.
11 
