24 
Ему нечего было ответить.
В помещение то и дело входили люди, взволнованно переговаривались. Некоторые смотрели на Грегора в упор, но никто к нему не подходил и не обращался.
Он сидел у камина — и его бил озноб. Он весь вымок во время путешествия на лодке, его насквозь пронизывал холодный ветер, а еще его трясло от страха перед ужасными событиями, свидетелем — точнее, участником которых он поневоле стал.
Босоножке было получше, чем ее брату.
Рюкзачок, похоже, воду не пропускал, а сама она была тесно прижата к Грегору. И все равно — когда она касалась ножками его рук, он чувствовал, что пятки ее холодны как лед.
На Грегора навалилась усталость, ему хотелось лечь и провалиться в сон, а потом проснуться в своей комнате и увидеть на стене отсвет фар проезжающей машины.
Но он давно уже перестал надеяться, что все происходящее — это просто сон.
Что теперь будет с подземными? С Перитой? С ее раненой летучей мышью? А Марет? Если кто-то из них умрет — это будет его вина, только его. И он не станет оправдываться. Даже не попытается.
Тут вошла Люкса. Совсем бледная от гнева, она быстро подошла к Грегору и залепила ему пощечину. Голова его мотнулась в сторону, и Босоножка расплакалась и закричала:
— Незя бить! Нет, нет, незя бить! — и даже погрозила Люксе своим крохотным пальчиком.
В их семье распускать руки категорически запрещалось, и чтобы хорошенько это запомнить, Босоножке потребовалось всего несколько стояний в углу.
Но похоже, у подземных физические наказания тоже были не в чести. Грегор услышал, резкий окрик Викуса, раздавшийся от самой двери:
— Люкса!
Явно борясь с желанием ударить его еще раз, Люкса подошла к камину и уставилась на огонь.
— Стыдно, Люкса! — укоризненно произнес подошедший к ней Викус.
Она повернулась к нему, кипя от ярости:
— Две летучих мыши серьезно ранены, Периту мы не можем привести в чувство — и все ради того, чтобы спасти какого-то Наземного! Зачем мы последовали за ним? Зачем сохранили ему жизнь? Да надо было отправить его в Мертвую землю, и пусть бы выкручивался как мог!
— Люкса, успокойся, ты же знаешь — мы не могли так поступить, — произнес Викус, но Грегор видел, что он сильно расстроен. — Надеюсь, крысы мертвы?
— Убиты и сброшены в реку, — ответила Люкса. — И берег мы очистили огнем.
— За это «мы» нам еще придется с тобой ответить, — мрачно произнес Викус. — Совет недоволен.
— Мне наплевать, доволен ли совет! — запальчиво ответила Люкса, стараясь не смотреть на Викуса.
«Если бы это было так, она бы сюда не пришла, — сообразил Грегор. — У нее тоже неприятности».
Он не испытывал злорадства — его терзали тревога и чувство вины. И потом Люкса спасла ему жизнь, убив Лязга. Грегор понимал, что отныне он ее должник, но щека горела от пощечины, и говорить об этом вслух он не стал.
— Незя бить! — повторила Босоножка, и Викус повернулся к ним.
Как и Люкса, Грегор не мог выдержать его взгляд.
— А как себя вел Наземный, Люкса? Сражался — или драпанул? — спросил Викус.
— Генри говорит, сражался, — нехотя признала Люкса. — Но очень неумело и не владея оружием.
Грегору хотелось вмешаться, и он чуть было не сказал: «Эй, но ведь у меня был всего лишь дурацкий факел!» — но сдержался. И что это меняет?
— Значит, он храбр, — сказал Викус.
— Безрассудная храбрость ведет к ранней смерти, разве не это ты постоянно мне твердишь?
— Да, я твержу. А ты меня слушаешь? — произнес Викус, слегка приподняв брови. — Ты так же не слушаешь меня, как и он. А ведь вы оба слишком молоды, чтобы разучиться слушать. Развяжите ему руки и оставьте нас, — кивнул он охранникам.
Веревку перерезали, и Грегор почувствовал, как кровь прилила к запястьям. Он помассировал их, чтобы восстановить кровообращение. Щека его горела, но он не хотел доставлять удовольствие Люксе и щеки касаться не стал.
Босоножка, вытянув шею, стала разглядывать следы на запястьях.
— Ой-ой! — всхлипывала она. — Бо-бо!
— Все в порядке, малышка, — сказал Грегор, но она только горестно качала головой.
— Давайте сядем здесь, — сказал Викус, присаживаясь за стол.
Ни Люкса, ни Грегор не двинулись с места.
— Садитесь, нам нужно все обсудить! — Викус хлопнул ладонью по каменной столешнице. На этот раз оба сели за стол — как можно дальше друг от друга.
24 
