очень нудно 
37 
— Да уж, ты все прекрасно рассчитала! — буркнул Марет.
— Ну да! — кивнула Люкса.
— И все непременно узнают об этом — если, конечно, тебе доведется вернуться домой, — продолжал ворчать Марет.
Грегор никогда особо не задумывался об отношениях Люксы и Марета. Она была его королевой — то есть станет королевой, когда ей исполнится шестнадцать. Но была и другая сторона их отношений, которая стала очевидна Грегору после совместной тренировки: Марет был учителем Люксы — и он имел право устроить ей разнос.
— Ох, Марет, ну сколько ты еще собираешься злиться? — спросила Люкса. — Уже прошел как минимум день. И не волнуйся — тебя в моем неповиновении никто не обвинит.
— Да разве в этом дело! — рявкнул Марет. — Это путешествие крайне опасно, а что, если ты погибнешь?! Ты оставишь Регалию на Нериссу — конечно, по достижении соответствующего возраста. Ты только представь, что тогда начнется! И что будет с Регалией! А с Нериссой!
— У нее будет выход: она может отречься от престола! — донесся с другой лодки голос Говарда.
— Она ни за что этого не сделает. Она, и только она, будет править Регалией в случае моей гибели, а не Викус и не кто-то из вашей семейки, и уж точно не ты и не твоя дорогая сестра! — выпалила Люкса.
Наступило неловкое молчание, наконец Говард его прервал:
— Так вот что тебя беспокоит? Ты решила, что я хочу стать королем? Сдается мне, ты перепутала меня с другим своим кузеном!
Опять намек на Генри! Но на этот раз Грегору казалось, что Люкса это заслужила.
— И пожалуйста, не равняй меня со Стелловет. Она и правда бывает… мерзка. Я это признаю. Но я не могу отвечать за нее и не могу ее контролировать, как ты не могла контролировать Генри! — горячился Говард.
— Пытаешься убедить меня? Не старайся — не получится. Я видела собственными глазами, как ты дразнил Нериссу! — заявила Люкса.
— Когда? Когда я это делал? Я и видел ее от силы пять минут за всю мою жизнь! — возразил Говард.
— На фестивале. Когда вы натравливали на нее эту ящерицу! — запальчиво отвечала Люкса.
— Натравливали?! Что за ерунда! Та ящерица была необычной окраски — вот я и хотел, чтобы Нерисса взглянула на нее!
— Но Генри сказал, что видел, как ты… — начала Люкса.
— Ах, ГЕНРИ сказал? Я просто не могу поверить — неужели ты и сейчас не сомневаешься в том, что говорил Генри?! Люкса, — в голосе Говарда звучало отчаяние, — значит, Генри убедил тебя, что я охочусь за твоей короной? ГЕНРИ сказал…
— Тс-с. Слиском гомко. Ты как Фу-Фу, — вмешалась Босоножка.
— Меня зовут Фотос Свет-Свет! — раздался возмущенный голос с другой лодки.
— Ох, потише, Фу-Фу, не надо нервничать, — протяжно сказала Вертихвостка, и Грегор чуть было не засмеялся, несмотря на жгучую боль в руке и ломоту в теле.
У себя над головой он услышал топот маленьких ножек. Босоножка наклонилась к самому его лицу:
— Пивет!
— Привет, Босоножка! — ответил Грегор. — Что новенького?
— Я умею деять ядуски. И я кусала завтьяк. Два яза. — И она показала Грегору четыре пальчика. Потом присела на корточки и заглянула ему прямо в глаза. — А я тебя визу, — сообщила она.
— И я тебя, — отозвался Грегор.
— Пока! — И она ускакала на другой конец лодки.
Грегору с трудом удалось принять сидячее положение. Все его тело болело, будто его долго и жестоко били. Он оперся спиной о борт лодки и посмотрел на свою перевязанную руку:
— Ну, а что там под повязкой? Как оно выглядит?
— Это, знаешь, зрелище не для слабонервных, — ответил Марет. — И ты должен быть благодарен Говарду — это он спас тебе руку.
— Спас? Вы что же, хотели мне ее отрезать?! — воскликнул Грегор, невольно пряча руку за спину.
— У нас не было бы другого выхода, если бы не удалось избавиться от нагноения. Но Говард смог отсосать яд из твоей раны, — объяснил Марет.
— Ух! Ну, спасибо, Говард, — сказал Грегор, слегка пошевелив пальцами на руке.
Люкса посмотрела на него с негодованием.
— Ну, в чем дело? Он отсосал яд из раны на моей руке! Я что, не могу его поблагодарить?!
— Меня учили оказывать первую помощь. Я поклялся помогать каждому, кто пострадает на воде и от воды, в меру своих возможностей, — сказал Говард.
— Да, это все здорово. Но если бы мой дорогой кузен не уснул на вахте — его не за что было бы благодарить! — ядовито произнесла Люкса.
37 
