ГЛАВА 16

Грегор то проваливался в неглубокий сон, то выныривал из него — до того самого момента, когда Хэмнет разбудил его. Складывая одеяло, Грегор мысленно возвращался к ночному разговору Коготок и Пролазы. Теперь он знал: двое их детенышей умерли, а еще двое могут умереть в самое ближайшее время.

Он вспомнил о своих словах о том, что крысы не любят собственных детей, — и лицо его вспыхнуло от стыда. К тому же Коготок спасла Босоножку, рискуя жизнью. И не важно, почему она это сделала: потому ли, что знала, что без Босоножки не исполнится пророчество, или все же потому, что не могла дать погибнуть ребенку… Но ведь это ничуть не отменяло самого поступка.

Наверное, ему стоит поговорить с Коготок наедине. Хотя нет.

Отец всегда говорил, что если ты сделал что-то плохое на глазах у всех, — то и прощения надо просить на глазах у всех.

— Эй, Коготок! — позвал Грегор.

Извиняться всегда трудно. А перед крысами — особенно. Он начал, с того, что попроще:

— Я хотел… хотел поблагодарить тебя за то, что ты вытащила Босоножку оттуда, от лягушек…

— Забудь! — отмахнулась Коготок.

Она не стала благодарить его в ответ — наверняка считала, что его поступок — нечто само собой разумеющееся.

Грегор не без труда продолжил:

— И еще… то, я что сказал тогда… ну, что вы, крысы, не любите собственных детей… — Все замерли на местах, внимательно слушая его слова. — Я прошу прощения. Я был… полным дураком! — И он запихнул одеяло в рюкзак, опустив глаза.

Коготок не ответила. И Пролаза тоже промолчал. Ну и ладно. Зато Грегор извинился.

Пока Хэмнет кормил Босоножку и Газарда, крысы и Найк чистились и приводили себя в порядок после сна. Даже Темп делал какие-то чудные движения, словно разминал все свои шесть лапок. Грегор переодел Босоножку и расчесал ей волосики. Мама была бы довольна, видя, как он ухаживает за ней. Относительно самого себя он не особенно волновался, но вообще-то он был бы рад, если бы поблизости можно было не только умыться, но и смыть с себя пот и грязь. Хорошо, что у него нет шерсти.

Когда пришел его черед пить, Грегор поднял бурдюк и пил до тех пор, пока желудок не наполнился, — это помогло хотя бы отчасти уменьшить ощущение сосущей пустоты в животе.

Они построились в цепочку и снова двинулись в глубь джунглей.

Тропа стала заметно уже, и Гребешок предложила понести Босоножку и Темпа, и Грегор не раздумывая согласился. Он немножко опасался повторения истории с «Алфавитной песенкой», но Газард придумал новое развлечение: изучение тараканьего языка. Он повторил уже несколько щелчков вслед за Темпом, когда Босоножка сильно дернула его за руку.

— И я хочу! Я тозе хочу говорррить, как зуки! — настаивала она.

Сидя на шее Гребешок, они несколько часов были заняты этой игрой. Как и предсказывал Живоглот, Босоножка моментально все схватывала и усваивала, Газард тоже был удивительно способным учеником. А Темп, с его безграничным терпением, оказался прекрасным учителем. Он никогда не нервничал и не критиковал. И к тому времени, как все расположились на отдых и обед, эта троица разговаривала на странной смеси человеческого и тараканьего языков, даже не задумываясь об этом.

И снова вода немного утолила острое чувство голода. Копаясь в рюкзаке в поисках игрушек, которые дала для Босоножки Далей, Грегор вдруг наткнулся на нечто интересное.

— Э, да это же жвачка! — воскликнул он и показал яркую розовую упаковку остальным.

— Я хочу звачку! — тут же заявила Босоножка, протягивая ручку.

— Нет, Босоножка, ты еще слишком маленькая, — сказал Грегор. Мама не разрешала давать ей жвачку, опасаясь, что малышка может проглотить ее или подавиться. — Но я дам тебе красивый фантик.

Он аккуратно развернул упаковку и дал ей розовую обертку, которую она тут же понеслась показывать своим друзьям.

— Это еда? — с интересом спросил Пролаза.

— Вообще-то нет. Не совсем. Ты просто жуешь, но не глотаешь, — ответил Грегор.

— Тогда какой в этом смысл? — озадачилась Коготок.

  50