очень нудно 
41 
Падди ничего не ответил. Он уставился на нее с ошеломленным видом.
— Ну что же ты?
Падди провел пальцем между воротником и шеей, словно он ему жмет.
— Что происходит, Брайди?
— Вино, Падди.
Она уже не раз видела, каким находчивым и стремительным для своих габаритов он может быть, но сейчас он был воплощением неуклюжести. Он умудрился наскочить на кресло. Она пошла вслед за ним на кухню, молясь про себя, чтоб он не услышал, как у нее урчит в животе от волнения. На стойке стояли заправка для салата, буханка чесночного хлеба и пакет дикого риса, а также большая деревянная чашка с чипсами с луком и еще чашка с соусом. Но Падди смотрел не туда, он уставился на лимонный пирог на противне, остывающий у плиты. Пирог был само совершенство, пышный, с румяной корочкой.
— Это ты для меня сделала? — спросил он голосом, которого она еще не слышала.
— Да. — Она на всякий случай прижалась спиной к стойке, надеясь, что он сам сообразит что к чему. — Филе из форели замариновано, можно жарить на решетке. Падди, тебя это не шокирует? Как ты на это смотришь? Ты не против?
Он смотрел на нее сверху вниз. Она знала, что щеки у нее пылают и глаза блестят, но, насколько страдальчески поджаты у нее губы, она видеть не могла.
— Нет, — произнес Падди как-то странно. — Не против.
— Я вот что еще хотела сказать, — неверным голосом проговорила Брайди. — Я люблю Крис, она моя дочь. Как я могу не любить ее? Но сегодня это не вечер Крис. Это наш с тобой вечер.
— Наш с тобой, — повторил Падди все с таким же отсутствующим видом. А потом решительным шагом, словно чувствуя необходимость действия, шагнул к холодильнику, извлек оттуда бутылку вина, открыл ее и налил вино в два бокала, стоявшие на стойке. В его жестах не было свойственной ему обычно элегантности.
Он вдруг заговорил каким-то чужим голосом:
— Это, конечно, и само собой ясно, но я хотел бы все-таки сказать. Если мы сейчас будем любить друг друга, назад дороги нет, мы уже ничего не сможем переменить. Ты уверена, что хочешь этого?
Она вдруг почувствовала, что он говорит не столько для нее, сколько для себя.
— Да… да, — прошептала она, — а ты?
Он протянул ей бокал и произнес:
— За то, чтобы переплыть все стремнины!
— За покорение вершин!
Впервые за это время Падди улыбнулся.
— Ты должна кое-что обо мне знать. Я терпеть не могу подниматься даже по лестницам.
— А я терпеть не могу сталкиваться с вооруженными бандитами, Падди, — парировала Брайди и сделала глоток.
Падди взял бокал у нее из рук, поставил его на стойку и обнял ее. Его охватила дрожь, когда он почувствовал, что у нее под платьем ничего нет. Нагнувшись к ней, он поцеловал ее со стоном, как человек, голодавший долгое время и вдруг увидевший стол, ломящийся от яств, которые ему и не снились.
Брайди в жизни так не целовали. Каждая клеточка у нее затрепетала. Она потянулась у нему, лаская его черные волосы на затылке, языком касаясь его языка, испытывая умопомрачительный восторг и загораясь желанием.
Он вдруг отстранил ее от себя и посмотрел так, что сердце у нее упало.
— Трудно представить что-либо более замечательное, чем то, что ты сегодня сделала, но заниматься любовью мы не можем, — проговорил он сдавленным голосом. — Я не захватил презервативы. Я решил, что так будет лучше.
Брайди густо покраснела.
— Я подумала, что ты можешь такое выкинуть. Вчера я заехала в аптеку, где меня не знают. Это на полпути к Портленду, она открыта до полуночи.
— Нет, это надо же! Я мокрая курица, но ты… Вот уж воистину жизнь на краю бездны.
Брайди с гордостью продолжила:
— Там выбор был — не пересмотришь, так что я схватила первые попавшиеся и дала деру.
— Полагаю, ты выбрала приличный товар? — усмехнулся Падди.
— Падди, не принимай меня за дуру, — с озорной улыбкой проговорила она. — А чтобы ничего тебе в голову не лезло, могу сообщить, что Шэрон и Смит в тридцати милях отсюда на вечеринке у друзей.
— Так чего ж мы ждем? — воскликнул Падди.
Обеденный перерыв Брайди провела не впустую: переменила постельное белье и поставила букетик первоцвета на комод.
Сделав добрый глоток вина, Брайди взяла Падди за руку и повела из кухни в спальню.
Кружева, оборки, пастельные тона в спальне — все это не для Брайди. У нее было сногсшибательное лоскутное одеяло, сделанное одной старушкой из Стилбея: яркие квадраты чистых основных цветов. Коврик у кровати — прямо лесной мох, занавески под стать ему, блекло-зеленых тонов. На маленьком ночном столике ароматизированная свеча в подсвечнике и выставка ее приобретений в ярких пакетиках.
41 
