24 
— Ничего не выйдет.
— Почему?
— Потому что… потому что по-другому не может быть.
Филипп улыбнулся. Поразительно нелогичный ответ для женщины, гордящейся своей логикой.
— У нас выйдет. Мы умные и образованные люди. Мы найдем способ.
Она покачала головой.
— Мы не знаем друг друга.
— Нет. Мы провели вместе целую ночь, — страстно прошептал Филипп. Он не собирался напоминать ей об этом, но они стояли совсем близко, его руки лежали на ее плечах, в ее глазах застыло множество вопросов… Он посмотрел на ее губы. — Ночь, которую я так и не смог забыть.
Щеки Анджелы окрасил румянец.
— Одного секса для брака недостаточно, — прошептала она.
— В некоторых браках нет и этого.
— Да, но…
Был только один способ заставить Анджелу замолчать, и Филипп воспользовался им. Он взял ее лицо в ладони и прижался губами к губам. Анджела ахнула и попыталась отстраниться, но он прихватил зубами ее нижнюю губу и ощутил нежную, горячую плоть. Боже, что за вкус!.. Земляника, свежая летняя земляника, растущая на прогретой солнцем полянке. Она всхлипнула и раскрыла губы. Филипп застонал и дал волю голоду, накопившемуся за последние месяцы.
Она что-то нежно прошептала и прильнула к нему. Ее тело было мягким, теплым, удивительно женственным и готовым к материнству.
Моя, сгорая от страсти, подумал он. Целиком.
6
Прошла целая вечность, прежде чем Филипп поднял голову. Анджела дрожала и не могла отдышаться. Она казалась маленькой, беззащитной, и Филиппу захотелось снова привлечь ее к себе и утешить.
— Анджела… — Он погладил ее по лицу и отвел шелковистую прядь от пылавшей щеки. — Сколько времени тебе нужно на сборы?
— Сборы?
— На то, чтобы собрать вещи. Те, без которых ты не можешь обойтись. Все остальное брось. В Сиднее я куплю тебе все, что захочешь.
Она напряглась и уперлась ладонями в его грудь. Филипп неохотно опустил руки.
— Я уже сказала, что не выйду за тебя. Почему ты меня не слушаешь? Мне не нужна твоя помощь. И ничья помощь вообще. — Она сделала шаг назад и оскалила ровные белые зубы, как загнанное в угол животное. — Уходи, Филипп. Ты предложил мне то, что считаешь правильным, а я отказалась. Этого вполне достаточно, чтобы жить в ладу со своей совестью.
— Хорошенького же ты обо мне мнения!
— Нет у меня никакого мнения. Просто я хочу, чтобы ты уехал.
Филипп подошел к дивану, открыл кейс и вынул оттуда какой-то официальный документ.
— Вот, — сказал он и протянул ей лист бумаги.
Она приняла лист, не сводя с Филиппа глаз.
— Что это?
— Ты — студентка выпускного курса. Значит, читать умеешь.
В комнате было жарко и душно. Наконец Анджела отвела взгляд и начала читать.
От ее щек отлила кровь. Через пару минут Филипп подошел к окну, поднял жалюзи, едва не рассыпавшиеся у него в руках, и выглянул на улицу.
Что она почувствует, когда дочитает? Облегчение, сказал один внутренний голос. Гнев, прошептал другой.
Честно говоря, ответа он не знал. Да, Анджела произнесла страстную речь о том, как она хочет этого ребенка, но предсказать ее реакцию было так же невозможно, как предсказать маршрут тайфуна.
После разговора с Грегом он подготовил документы, предусматривающие выплату ребенку ежемесячного содержания вплоть до окончания университета. Как сказал Грег, ничего другого мораль от него не требует. Особенно учитывая сумму, которую он решил выделить для этой цели.
Однако слово «отец» продолжает пугать его. Он собирался стать отцом. Нет, не сейчас, не сегодня. Когда-нибудь. В конце концов, рано или поздно так поступают все мужчины. Находят подходящую женщину, женятся, ведут приятную и спокойную семейную жизнь, заводят детей…
Но судьба и одна страстная ночь мигом изменили все.
В утробе Анджелы безмятежно плавает крошечное живое существо. Существо, которое зачал он. И это существо заслуживает всего того, что Филипп собирался дать своему будущему ребенку. Того, о чем он говорил Анджеле. Хорошего дома, хорошей школы, обоих родителей и многого другого, почти столь же важного. Собак. Кошек. Аквариума — конечно, если малыш будет любить рыбок. Электрических поездов, велосипеда и рождественских подарков.
Более того, у этого малыша будет то, чего не было у самого Филиппа. Отец, который будет думать сначала о ребенке, а уж потом о себе.
24 
