28 
— Ничего, — прошептала Анджела, но было ясно, что она лжет.
— Вишну милосердный! Это ребенок?
Филипп обернулся и увидел Ситу. Она стояла в вестибюле, широко открыв глаза.
— Не знаю. Моей жене стало плохо.
— Мне не плохо, — срывающимся голосом сказала Анджела. — Отпусти меня. Все в порядке.
Но Филипп и Сита не обратили на ее слова никакого внимания.
— Посадите мадам на диван. Опустите ей голову. Да, вот так. — Сита обхватила себя руками. — Она может потерять ребенка. Кровь…
— Это моя кровь, а не ее. — Филипп опустился на корточки и сжал руки жены. — Анджела, скажи что-нибудь.
— Я уже сказала. Все нормально. Просто у меня на мгновение закружилась голова.
Сита затараторила на хинди. Анджела покачала головой и что-то коротко ответила.
Филипп переводил взгляд с одной женщины на другую. Почему он не догадался раньше, что эти женщины могут общаться на одном языке? Не потому ли у Анджелы больше общего с экономкой, чем с ним? Черт побери, почему он не знает главного о собственной жене?
— Что она сказала? — спросил он экономку.
— Что ей стало плохо от вида крови.
Филипп уставился на свою руку. Кровь остановилась, но ее следы остались на ковре и джинсах. Судя по выражению лица Ситы, она подозревала, что Филипп приносил в жертву языческому богу маленьких детей и кроликов.
— Ничего страшного, — сказал он Анджеле. — Всего-навсего маленький порез. Порез, — повторил он, обращаясь к экономке.
Сита кивнула.
— Я позабочусь об этом.
— Все в порядке. Я сам.
— Нет, сэр, это сделаю я.
— Я сказал… — Черт, я веду себя, как упрямый десятилетний ребенок. — Спасибо, Сита. Но сначала сделай ей холодный компресс, хорошо?
— Мне не нужен компресс. — Анджела подняла взгляд. — Я себя нормально чувствую. Честное слово.
Ничего себе нормально, подумал Филипп. Выглядит почти так же, как в Перте. Бледная. Круги под глазами. Губы дрожат. Две недели покоя и хорошего питания ничего не изменили.
— Холодный компресс пойдет тебе на пользу.
Она покачала головой, выпрямилась и осторожно отстранила его руки. Было ясно, что Анджела не хочет ничьей помощи, а его особенно.
Сита принесла пакет со льдом, подобрала брошенные сумки и ушла на кухню. Анджела попыталась подняться, но Филипп схватил ее за руку и удержал.
— Сделай одолжение, посиди спокойно и дай положить тебе на шею пакет.
Пару минут Анджела боролась с собой, затем вздохнула и сдалась.
— Дай мне лед.
— Я сам. Нагнись вперед.
Анджела наклонилась, и Филипп отстранил волосы, падавшие ей на шею. Ее кожа была мягкой и нежной. Что будет, если не класть на шею лед, а прижаться к ней губами?
— Смешно, правда? — сказала она. — Взрослая женщина падает в обморок при виде крови…
Филипп улыбнулся.
— Однажды на пикнике в бульон Фионы попал паук. Она завопила как сумасшедшая и упала лицом прямо в чашку.
Анджела негромко фыркнула.
— Наверно, она была совсем маленькая.
— Ей было двадцать.
Она не выдержала и засмеялась. У Филиппа тут же поднялось настроение.
— Вообще-то ей было пять… Однако представление вышло на славу. — Он присел на ступеньку рядом с Анджелой и улыбнулся. — Извини, что напугал. Но зато теперь я знаю, что небезразличен тебе. Ради этого стоило потерять немного крови.
— Я не… — Анджела покраснела. — Это не имело к тебе никакого отношения.
— Угу. Знаю. Я мог бы вонзить себе в сердце кинжал и упасть к твоим ногам, а ты бы и глазом не моргнула.
Анджела снова фыркнула. Позволить себе засмеяться нельзя. Пусть Филипп не думает, что она готова сменить гнев на милость. Полет в Сидней выбил почву у нее из-под ног. Филипп Томлинсон заставил ее признать, что поступил совершенно правильно. Но она скорее умерла бы, чем призналась в этом.
Наверно, так же чувствовала себя канзасская девочка Элли, домик которой был подхвачен ураганом и опустился в волшебной стране. Та же потеря ориентации. Тот же страх. Но рядом с Элли был Тотошка.
А у Анджелы не было никого. Никого, кроме мужчины, сидевшего рядом. Их бедра соприкасаются, он держит ее за руку… Но этот мужчина не принадлежит ей. Он выполняет свой долг так, как понимает его. Женился на ней. Увез на восток. Поселил в своем доме… В спальне для гостей.
Раздельные комнаты. Раздельная жизнь. В первое же утро Филипп умчался на работу и бросил ее одну, оставив лаконичную записку: «У меня пациент». Как будто ей требовались объяснения… Все было ясно без слов. Она стала его женой, но не частью его жизни. И слава богу. Именно этого она и хотела. Ничего другого ей не требовалось. А если бы он попытался наладить другие отношения…
28 
