очень нудно 
58 
— Ты прав. Но это я сам попросил ее поступить подобным образом. Иди и понаблюдай, что произойдет, когда Видо со своим сбродом попытается пройти мимо обоза. Ты должен больше доверять нашим людям, Витгерн. Среди наших сторонников осталось еще много таких, кто не желает превращаться в рабов. А теперь ступай.
* * *
Оказавшись опять под низко нависшим сумрачным небом хмурого утра, Витгерн увидел внизу под холмом в долине тревожную картину: огромная масса вооруженных воинов медленно прокладывала себе путь сквозь высокие заросли осоки к узкому выходу из долины, у которого стоял обоз с провиантом; Ромильда выстроила подводы в одну извилистую цепь. Казалось, яростная ненависть соплеменников к врагу сгустилась в сумрачном воздухе, предвещавшем грозу. Несколько сотен оставшихся в лагере воинов были взбудоражены всем происходящим и все еще не хотели смиряться с молчаливой пассивностью своего вождя.
— Бальдемар! Подымай нас в поход на врага! — раздавались нестройные хриплые крики, больше похожие на мольбы приговоренного к смерти о пощаде и милосердии.
Последняя радость и надежда покинули душу Витгерна, вытекли из нее, как мед из перевернутого рога.
«Вот он, конец», — пронеслось у него в голове.
Витгерн вкратце рассказал Зигвульфу о встрече с Бальдемаром.
— Или он сходит с ума, — сделал свой вывод Зигвульф, — или он стал таким же проницательным и всеведущим, как сами боги. Значит, он говорит, что это были не гермундуры. Так кто же это тогда был? Лесные духи?
Они видели, как Видо пустил своего коня галопом и поскакал вперед, чтобы занять место во главе войска. Верхом были только сам Видо, два его сына и пять избранных соратников, служивших ему телохранителями. Простые же воины, как это было принято у германцев, передвигались и сражались пешими. Видо очень прямо держался в седле, подняв поводья до уровня груди. Его острый, выдающийся вперед подбородок выделялся на лице, делая его еще более надменным. Видо явно красовался перед взорами друзей и врагов, потому что это, как он полагал, был момент его нелегко завоеванного торжества.
— Да, не очень-то ты преуспел в разговоре с Бальдемаром — проворчал Зигвульф.
Но Витгерн как будто не видел и не слышал его. Потому что в этот момент снизу из долины донеслись возгласы: «Что происходит? Что случилось?» Это кричали воины, замыкавшие колонну. Витгерн ничего не мог понять, он видел только, что последние ряды неожиданно остановились и сгрудились. Конь Видо взвился на дыбы, чуть не сбросив седока на землю. Задние ряды накатывали на передние, как волны запруженной реки. «Что там произошло? Похоже, из-под земли в мгновение ока возникла непреодолимая преграда!» — подумал Витгерн и, сбросив плащ на землю, быстро взобрался на высокую сосну. И сразу же все понял.
— Он остановил их! — радостно закричал Витгерн. — Хвала Бальдемару! Он поймал их в ловушку!
Ромильда перегородила выход из долины своими подводами. По ее знаку все подводы сомкнулись, передние подались назад, а задние чуть вперед, пока между ними не исчезли промежутки. Это был заранее спланированный, стремительный, точный маневр. Витгерн увидел, как на подводах одновременно встают во весь рост женщины с копьями наперевес, вид которых мог означать только одно — они готовы оружием встретить всякого, кто осмелится сделать попытку выйти из долины. Однако эта угроза была скорее морального плана. Конечно, женщины не могли физически справиться с воинами, хотя их и было более двух сотен, но среди этих двухсот находились простые, не обученные военному ремеслу девушки, а также матери с младенцами, привязанными к спинам. Копья же воительниц представляли собой обыкновенные колья с обожженными на огне остриями.
Единственным, что сковывало бешенство мужчин, не давая им рвануться напролом, была спокойная решимость женщин умереть на месте, не отступив ни шагу назад. На женских лицах застыла ожесточенность, которая ясно говорила о том, что всякий, отважившийся на попытку силой проложить себе путь, должен будет нанести увечье или убить одну из женщин. А это считалось немыслимым злодеянием, и не только потому, что выкуп за убийство женщины был в два раза выше, чем за убийство мужчины, — главная причина заключалась во взгляде германцев на женщину, как на вместилище особой, внушавшей страх и трепет священной силы, дающей власть над светом и тьмой. И эту сокровенную силу кощунственно было попирать оружием. Кроме того обходить препятствие не имело смысла еще и потому, что военный поход не мог окончиться удачей без благословения Ромильды.
58 
