очень нудно 
63 
Время остановилось. В криках толпы чувствовалось явное раздражение и злоба. Когда на арену увели Коньярика и Торгильда, их уход был до обидного будничным. Ему явно не сопутствовала торжественность, которую Ауриана привыкла связывать в своих ощущениях с началом битвы. Точно так же они могли выйти на улицу, чтобы встретить скот с пастбища и загнать его в хлев. Ауриана попыталась воспроизвести в уме ритуал Огня, но растущее возбуждение толпы мешало сосредоточиться. Ей было знакомо состояние толпы, которая была до предела чем-нибудь наэлектризована. Именно в таком состоянии находились зрители в Колизее, возмущенные тем, что им подсунули второсортную дребедень, а не настоящих гладиаторов, отличающихся свирепостью.
Ауриана частенько оказывалась у себя на родине перед такой толпой, но ей всегда удавалось поладить с людьми. Это стоило огромного нервного напряжения, потому что она хорошо знала, насколько непредсказуемым могло быть поведение большой массы людей. А при таком скоплении народа взрыв недовольства представлял особую опасность.
Ауриана прислушалась к разговору стражников, с волнением пытаясь узнать судьбу Коньярика и Торгильда. Но те упоминали только о том, что первая дюжина боев между сарматками из школы Клавдия была встречена градом гнилой репы.
Целадон перед своим поединком удивил Ауриану. Перед тем, как его увели, он подошел к ней и горячо обнял, приподняв в воздух.
— Если я не вернусь, Ауриана, — сказал он напоследок, — подойди к Баграту, когда любопытство снова одолеет тебя. Он когда-то служил в одном богатом доме поваром и знает этот город не хуже, чем блоха знает шкуру собаки, на которой она живет. Он человек покладистый, и твои постоянные вопросы его не будут раздражать.
— Целадон! Береги себя! — печально сказала Ауриана, когда стражники растащили их и повели добродушного силача к выходу из павильона. Прошло четверть часа. Стражники вернулись и отобрали еще десять мужчин. К этой группе они присоединили и Ауриану. Она вдруг почувствовала себя растерянной, словно пугливая лошадь перед препятствием.
«Я не готова! Это скопище зрителей — все равно, что огромный, прожорливый зверь, разинувший свою пасть. Они настроены сегодня очень злобно и никого не пощадят. А что если я одержу победу, и толпа потребует прикончить побежденного? Целадон откуда-то узнал, что этот человек, Персей, сам продал себя в гладиаторы, чтобы спасти свою семью от голодной смерти. Я не могу убить невинного человека. Добром для меня этот день не кончится».
Десятку гладиаторов, среди которых находилась и Ауриана, привели в помещение, расположенное рядом с арсеналом. Две старухи свирепой наружности начали готовить ее. У одной были водянистые глаза и руки в бородавках, а у другой — постоянно беззвучно шамкающий рот без зубов. Их высохшие руки ползали по ее телу словно клешни раков, затягивая наголенник на левой ноге и кожаный нарукавник на правой руке. Волосы Аурианы стянули на затылке и завязали небольшим узлом. Их следовало убрать под шлем, иначе кончик меча мог зацепить выбившийся локон и снять с нее скальп. Затем они натянули на нее кожаную тунику и надели на плечи тяжелый шерстяной плащ темно-красного цвета.
За ее спиной послышался скрип колес. Служители поспешно вкатили тачки с наваленным на них окровавленным снаряжением, которое было снято с убитых. Однако Ауриана не заметила этого, как, впрочем, и всего, что в этот момент происходило вокруг. Весь живой мир, казалось, отступил далеко-далеко и сжался в маленький комочек. Она почувствовала, как ее тело расслабилось и стало легким, почти невесомым, словно душа стала воспарять на небо.
Вскоре пришел Эрато в сопровождении помощника и писца. Увидев ее, он был поражен настолько, что некоторое время просто стоял и глазел на нее. Туго стянутые волосы придавали Ауриане отрешенный и отважный вид. Она олицетворяла собой решимость и боевой дух. Эрато смущенно вспомнил о том вечере, когда она мощным и неотразимым ударом повергла его наземь. Опять у него было ощущение, что это не простая женщина, а посланница судьбы, которая, сделав свое дело, исчезнет, не оставив следа. С трудом избавился он от этого наваждения. Все эти рассуждения о волшебных превращениях и чарах были уделом легковерных и впечатлительных, он же полагался лишь на смелость, быстроту и точность движений.
— Дай посмотреть на твои запястья, — нетерпеливо произнес Эрато. — Неплохо! А теперь скажи, что обозначает этот сигнал?
63 
