Последние отзывы

  2  

Это продолжалось до тех пор, пока однажды Мина, мачеха, не велела падчерице выстирать сари, причесать волосы и вообще привести себя в порядок, добавив, что вечером ожидается важный гость, которому она, возможно, понравится.

Ратна недоумевала: кому может понравиться девушка-шудра^[1] в старом сари, не звенящая дорогими браслетами и не благо ухающая цветочным маслом? Она еще не знала, что естественная, сияющая, как солнечный день, красота способна заменить любые украшения.

Мина приготовила все самое лучшее, что когда-либо появлялось в их доме: дал, роти и даже карри^[2].

Ратна сидела смирно, сложив руки на коленях, и не знала, что ее ждет. Рави, отец, суетился и явно нервничал.

Когда вошел гость, девушка почувствовала, как холодеет ее душа. Это был грузный старик с кустистыми бровями, мясистым носом и торчащими из ушей волосами. Его внешность не могли спасти ни добротная одежда, ни кольца на пальцах, ни запах благовоний.

Он внимательно оглядел Ратну, словно оценивая длину ее волос и ресниц, свежесть губ и стройность тела. Потом задал отцу девушки несколько вопросов, таких, какие задал бы торговец на рынке. После этого ей велели уйти, а назавтра Мина сообщила падчерице, что ее ждет. Зрачки Ратны расширились от страха, и она сложила руки в мольбе.

– Прошу, не отдавайте меня за него!

Мина подбоченилась.

– С чего бы вдруг? Тебе будет там хорошо, гораздо лучше, чем дома! Поплывешь по Гангу на красивой лодке, с цветочной гирляндой на шее! Родители господина Горпала давно умерли, тебе не придется жить со свекровью. Будешь хозяйкой в собственной кухне.

Ратна в отчаянии бросилась к отцу и повторила свою просьбу. Отвечая дочери, Рави отвел глаза.

– В нашей семье слишком много девочек, – сказал он, – и всем нужно приданое. Где его взять? А господин Горпал берет все расходы по свадьбе на себя.

– Лучше я пойду в услужение! – воскликнула Ратна, но Рави покачал головой.

– Если ты выйдешь замуж, с тобой не случится ничего дурного, муж станет заботиться о тебе, все решать за тебя. А если попадешь к чужим людям…

Он не мог взять в толк, что брак с господином Горпалом и был самым худшим, что могло произойти в ее жизни, и что она предпочла бы сама отвечать за свою судьбу.

Однако об этом можно было только мечтать. Обрадованная Мина раззвонила соседкам о предстоящей свадьбе и о том, что им с Рави повезло – они смогут обойтись без приданого для Ратны.

В последующие дни девушке чудилось, будто она утратила способность воспринимать краски, звуки и запахи. Все казалось однообразным, глухим и серым. Даже Ганг, символ великого прощения и неиссякаемой любви, казалось, замедлил свое вечное движение. И каждый глоток воды из него, в коем прежде ощущалась святость, теперь был горьким.

Ратна убежала бы, если б знала куда и если б у нее хватило смелости. Однако она выросла в условиях, где каждый шаг был скован неким правилом и запретом.

В назначенный день господин Горпал приплыл, как и обещал, на крепкой лодке, с цветочными гирляндами и деньгами.

Ратна, не поднимая глаз, молчала. Мина преподнесла девушке в качестве подарка от жениха алое, с золотыми блестками сари и тяжелые украшения, но та осталась безучастной. При этом ее сердце стучало гулко, как кузнечный молот, а душа словно сжалась в комок.

Ее причесали и умастили. Украсили, будто священное дерево. Жрец произнес над ней и мужчиной, который должен был стать ее мужем, соответствующие обряду мантры. Потом Ратну посадили в лодку и отправили в неизвестность.

Мимо проплывали деревни с разбросанными по берегам Ганга хижинами и степенно гуляющими коровами. Пахло землей, водой и навозом. Женщины с полными кувшинами – один на голове, другой на боку – шли домой, оживленно болтая. Обгоняя их, куда-то мчались неугомонные дети. Мужчины в дхоти^[3] возвращались с полей с мотыгами на плечах.

На прощание Рави сказал дочери, что они будут связаны Гангом, как тайной нитью, но сейчас река представлялась Ратне порванной артерией, из которой хлещет невидимая кровь.

За всю дорогу она не проронила ни слова, но, казалось, ее новоиспеченный муж и не ждал, что она заговорит. Наверное, как и большинство мужчин, он привык к покорным и безмолвным женщинам.

Между тем была середина XIX века и властвовавшие в Индии англичане предлагали местному населению свободу и счастье по своему рецепту, согласно которому женщина не была столь бесправна, как прежде. Но только мало кто из индийцев был способен это принять.

  2