9 
Соседка толкнула ее, и девушка поняла, что подошла ее очередь. Наполнив кувшины, Ратна медленно, как старуха, побрела прочь; ей казалось, будто у нее связаны ноги.
Ей удалось поговорить с Ниламом лишь спустя несколько дней. Девушка выследила его, когда он вышел из лавки, чтобы помочь богатому покупателю донести ковер до повозки, а потом повернул обратно.
Увидев Ратну, юноша ахнул.
– Что ты тут делаешь?!
– Жду тебя.
Он взмолился:
– Иди домой!
– Мне нужно поговорить с тобой.
– А если отец увидит? Если он выйдет из лавки, чтобы узнать, куда я запропастился?
– Не выйдет.
– Тогда он спросит, почему я задержался.
– Скажешь, что покупатель дал тебе денег и велел отвезти ковер к нему домой. Вот, возьми.
И Ратна сунула Ниламу рупию, оставленную на хозяйство.
Юноша сильно нервничал, но все же пошел за ней. Ему было известно, насколько болтливы торговцы («А о чем это, Горпал-джи[14], Нилам разговаривал с твоей женой?»), однако во взоре, тоне, движениях Ратны было нечто такое, чему он не мог противиться. Он догадывался, что услышит что-то плохое, даже ужасное, и не ошибся.
Не теряя времени, девушка сообщила:
– У меня будет ребенок.
Нилам так резко отшатнулся, что, казалось, он сейчас упадет.
– Что ты сказала? – пробормотал он, а потом добавил: – Это точно?
– Да.
Ратна стояла, не двигаясь, и ожидала, что последует дальше. Ей было неприятно наблюдать, как уверенный в себе мужчина превращается в растерянного мальчика. Впрочем, уверенность его проявлялась только в тех случаях, когда он приходил к ней по ночам в отсутствие отца.
– Что же нам делать?
Ратна обхватила плечи руками, будто защищаясь от порыва ветра.
– Надо подумать.
– Как долго это можно скрывать?
Девушка решила, что под сари, да еще учитывая абсолютное неведение Горпала, довольно долго, но что это даст? Правда все равно откроется.
Кроме того, ее каждый день видят соседки, от которых ничего не утаишь.
– Не знаю.
– Если бы у тебя что-то было с моим отцом! – в отчаянии воскликнул Нилам, и Ратна вздрогнула. Неужели он был бы готов выдать этого ребенка за своего брата или сестру?
– Но ничего нет, – твердо произнесла она, – потому он все поймет.
– Так же, как и то, кто виновник!
Небеса над головой Ратны вновь померкли, а в горло словно воткнули нож. И все же она сумела ответить:
– Я могу не называть тебя. Пусть убивает меня одну.
– Нет! Только не это!
Уловив, что Нилам боится не только за себя, но и за нее, что он не хочет ее терять, девушка перевела дыхание.
– Тогда как быть?
– Ты ведь шудра, ты видела всякое, неужели ты ничего не можешь придумать?
Значит, он считает ее простолюдинкой, способной выпутаться из любой переделки! Да, возможно, она нашла бы выход, например сбежала бы. Но ведь он отказывается от этого!
Когда Нилам ушел, девушка стояла, глотая горячий воздух и собственные слезы, хотя и знала, что плакать – это привилегия богатых; бедные страдают молча, потому что им неоткуда ждать помощи.
За ужином Ратна поняла, что в ее душе все это время зрела ненависть к мужу. Горпал клял англичан, не понимавших, что у индийцев можно отнять все, кроме чувства собственного достоинства, что они не терпят незаслуженной обиды, а сам между тем покрикивал на жену за то, что она якобы нерасторопна; однажды даже схватил за косу и сильно дернул. Нилам сидел напряженный, как струна, и отвечал отцу только «да» или «нет», прибавляя уважительное обращение, и девушке казалось, будто ей всякий раз дают пощечину.
Когда мужчины ушли, она наконец смогла поесть сама. Поглядев на блюдо, по которому были разбросаны полуобглоданные кости, Ратна почувствовала отвращение. Пусть лучше ей вообще не достанется мяса, чем эти объедки!
Взяв блюдо, она вышла из кухни, подошла к ограде и принялась кидать кости соседской собаке. За этим занятием ее и застал Горпал.
Он стоял, словно не веря своим глазам, однако его взгляд был сосредоточенным, тяжелым и гневным.
– Значит, я целый день надрываюсь в лавке, а проклятая шудра кормит моей пищей собак!
– Здесь совсем мало мяса, – пробормотала Ратна.
– Тебе бы хватило! Ты обязана за мной доедать! А может, ты воруешь у меня лучшие куски?!
Горпал замахнулся, и Ратна отпрянула, выронив блюдо. Однако бежать было некуда, и череда яростных хлестких ударов обрушилась на ее голову и тело. Уличив жену в тяжелейшей, на его взгляд, провинности, Горпал дал себе волю.
9 
